Паша выскакивает на улицу встречать, топчется у входа, смотрит в сторону пешеходного перехода. По его сонному профилю трудно определить, видит Майю или нет, и вообще видит ли он хоть что-то. Так смотреть на мир свойственно спортсменам силовых единоборств — без выражения. С детства их приучают не показывать эмоций, чтобы противник не смог прочитать по лицу начало атаки. Этот навык может пригодиться в любом возрасте и при любой профессии — у того, кто пытается вылезти из общей могилы, всегда найдутся враги. …А еще так смотрят на мир на следующий день после бурной ночной пьянки.
…И вот они здесь, Паша пыхтит и сияет, как начищенный самовар, а Майя монументально протягивает мне руку. Она высокая, длинные пальцы и руки длинные и худые, крепкое, почти мужское рукопожатие. Спокойное опытное лицо с холодным цепким взглядом. Такие лица часто попадаются у бывалых милиционеров, матерых администраторов дешевых гостиниц с почасовой оплатой и обстрелянных проституток. Возможно, потому, что с утра до ночи им приходится общаться с неисчислимым числом персонажей, многие из которых давно заслуживают порки, или даже петли, а некоторые — порки в петле… Майя не милиционер и не администратор гостиницы и не проститутка — она тренер по аэробике во Дворце водного спорта. Глядя на нее, вдруг вспоминаю одну девушку. В эту девушку я был когда-то влюблен. Тысячу лет назад. Она была сложная, эта девушка — нигде не работала, жила вдвоем с пятилетней дочкой в двушке на Юго-Западной, дружила с бандитами, дорого одевалась, муж отбывал тюремный срок по валютной статье, а родители и младший брат жили, кажется, в Казани. То есть она была почти Натальей из нашего фильма, но только 20 лет назад. Она любила загонять меня в угол и вгонять в краску по любому пустяку, что, впрочем, было не сложно — я, подобно неопытному боксеру, легко оказывался в углу, а краснел даже, когда краснеть было особо не из-за чего. Звали ее Илона. Каждый день мы с ней гуляли по Москве. Мы с ней только гуляли. Удивительно, как можно было столько гулять?! Как-то раз мы прошли пешком от Тверской — тогда она называлась еще улицей Горького — до Юго-Западной. Должно быть, оттого, что Майя похожа на мою юношескую несовершенную влюбленность, чувствую смущение.
— Выпей с нами, Майя, — предлагает Паша.
— Так рано? — вздергивает опытную бровку.
— Ничего не рано, мы же пьем.
— Действительно, — говорю, чувствуя, что голос звучит не естественно. — Почему бы вам не выпить с нами? Будем считать, что уже не рано.
— Однако, ты пьешь сок, — замечает, глядя на мой пустой стакан и полную рюмку.