— Ну, да? А чего тогда сам один живешь?
— Я — другое дело… Ты же знаешь, честные женщины меня всегда пугали, мне казалось, с ними сложно… А со шлюхами в последнее время мне стало еще сложнее…
— Старик, я тебе всегда говорил — завязывай читать шлюхам Бродского, для этого продаются сборники анекдотов от Петросяна…
— Ну, я же еще не знаю, что она шлюха, когда начинаю читать… Вокруг давно нет в чистом виде ни белого, ни черного! И серого тоже нет — все какое-то серо-буро-малиновое…
Посмеялись.
— Да, я и не много вроде выпил вчера, — печалится Чернов. — Так, водки граммов четыреста — это же нормально для человека моего возраста и комплекции? Но потом, чудак, взял две бутылки пива. Засиделись до четырех, а вставать в семь. Просыпаюсь в четверть восьмого все еще пьяный. Иду на стоянку за тачкой и как будто не по Москве иду, а по Чили! Ну, в смысле, их там пару месяцев назад трясло, и даже люди гибли, ты помнишь? Короче, постоял на газоне, подышал глубоко — не помогло. Пробежался вокруг квартала — эффект тот же. Пришлось вернуться домой и два пальца в рот, чтобы прийти в себя.
«Одна из непременных черт нашей непутевой жизни — пока не сунешь два пальца в рот, ничего хорошего не жди… — думаю с не привычной для этого времени суток грустью. — Какого черта? Почему ни один пряник не дали просто так, почему за все хорошее мы всегда платили? Или это карма у нас с Черновым такая контрафактная? А кто-то с нормальной кармой выпивает за ночь литр водки, запивает литром пива, спит всего час и на утро свеженький, обмакивает чресла в океан, поет под душем гимн Гавайской Народной Республики, к обеду получает Оскар или Нобелевскую премию и бесплатную турпутевку на Юпитер, а вечером садится в частный самолет и отправляется на VIP-дегустацию продукции Московского завода „Кристалл“…»
Термометр в машине показывает +27. Жарко даже у воды. Какое-то время гуляем молча. Чернов подбирает камушки, бросает в воду. У него тоже в жизни не всегда все гладко. Но он никогда не жалуется. В этом мы с ним похожи. Недаром столько лет вместе.
— У тебя-то как с работой? — спрашивает. — Кризис чувствуешь?
Вспоминаю, как 10 лет назад стал актером. Тоже был кризис. Мы с Черновым остались на бобах. За долги пришлось отдать наш фасовочный цех. Отдали и новое жилье в Крылатском, и Ягуар, и даже гигантскую гору не фасованного вьетнамского риса на складе в Люберцах. Пытались отсрочить расчет на два месяца — нам позарез нужны были эти два месяца, чтобы перекрутиться. Но братва не захотела ждать. И чтобы запугать, отравила ротвейлера Чернова. Чернов был холост, а я женат. Поэтому он не испугался — купил себе нового ротвейлера. А я даже очень испугался — за жену! Напрасно — ничего с ней не случилось. С женщинами, я заметил, вообще редко что-то такое случается. По крайней мере, намного реже, чем с мужчинами и ротвейлерами. Есть в них — женщинах — такая агрессивная непотопляемость, умело прикрытая бесконечными разговорами о слабости и беззащитности. Может, именно поэтому с ними бывает так непросто жить, а без них тоже никак: