Водитель заказного такси в аэропорт немного тормоз. Как будто накануне перенес инсульт. Или три раза в сутки ему вводят внутривенно фенозепам. Не знает ни одной потайной тропы для объезда заторов. Не в курсе, что я еду по безналу. Кажется, в первый раз слышит слово «безнал». Мне приходится звонить администратору. А водитель звонит диспетчеру. Не сразу понимает, что ему там говорят, много раз переспрашивает. Не сразу понимает, что говорю я, тоже переспрашивает. Не сразу находит слова, чтобы объяснить, как понял. Не сразу соображает, к какому терминалу везти. Не сразу отвечает на пожелание доброй ночи и удачи… Сочувствую! Надеюсь, сейчас, когда я пишу эти строки, он не на кладбище для уснувших за рулем!
Лечу на Бомбардье — маленьком канадском самолетике на 50 человек. Когда взлетаем, немного не по себе. Мне часто не по себе, когда взлетаю. Кажется, вот-вот под ногами провалится пол. Пытаюсь привыкнуть и не могу. Каждый раз надо настраиваться на взлет, как на маленький подвиг. Сижу в хвосте. Самолет потряхивает, как на ухабах. Двигатель за стенкой постоянно меняет обороты, командир закладывает виражи, выводя машину на нужный курс. Надеюсь, это не брат водителя такси, что отвозил меня в аэропорт…
Жилье мне сняли в центре, на проспекте Независимости. Увидев название на стене дома, грустно улыбаюсь — идеально подходит к моему состоянию души в последние годы. Быть независимым не легко, но по-другому, видимо, никак — все зависимости, что случались в моей взрослой и не очень жизни, меня в конечном счете губили. Может, потому, что, как и во многом другом, я не умею зависеть на половину, на четверть или на треть, иду до конца, заныриваю с головой, порабощаюсь… Так что в моем случае одиночество — единственный путь к спасению. По крайней мере, единственный, известный мне…
Хорошо отремонтированная, чистая и просторная хата на втором этаже. Но окна спальни и гостиной выходят на шумный проспект. И нет кондиционера.
«Ну, ничего, — думаю. — Как-нибудь привыкну…» Однажды в одном хорошем городе привезли меня из аэропорта в удобную, уютную квартиру в новом доме со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, и все в этой квартире было мне по душе! А утром оказалось, что и справа, и слева, и сверху, и снизу, и спереди, и сзади — короче, со всех сторон вовсю идет ремонт. С семи утра и до девяти вечера там долбили, сверлили, пилили, тарахтели, жужжали, звенели, карябали, скребли, шуршали, ругались и молились. А мне время от времени приходится сниматься по ночам и отсыпаться днями. И съемки там были на год! В первый момент я ужасно огорчился, а потом попытался взглянуть на проблему философски. Сказал себе: «Держись! Жизнь испытывает. Не это, так другое что-нибудь найдется неприятное. Надо пережить, перетерпеть, переждать, приспособиться. Кому-то сейчас в сто раз труднее. А может, так мне актерский мой бог помогает — вгоняет в нужное психологическое состояние, добавляет краски в эмоциональную палитру, чтобы лучше играл. Или дело и вовсе не во мне, а в том, что пришел к самому главному над всеми богами Богу Лукавый и стал искушать — вот, мол, ты хвалишь этого Алексея, утверждаешь, что он такой добрый, порядочный, интеллигентный, не пьянствует, не развратничает и не ругается матом! А попробуй-ка, окружи его квартиру громыхающими злыми ремонтами — посмотрим, что тогда с ним станет, останется ли он прежним Алексеем, которого ты так любишь и в которого веришь, Бог…» Подумал я так, порассуждал, прикинул хвост к носу и решил никуда не переезжать. Первые дни в этой квартире я буквально сходил с ума. Но терпел. И терпеть мне все больше нравилось. Бывало, в короткие часы затишья даже ждал, когда за стенкой возобновят истязать меня грохотом, настолько во мне теперь было много силы! В итоге, месяца через четыре в одно благословенное утро они устали проверять меня на прочность — все проверяющие нас на прочность, рано или поздно, устают и сами ломаются от бессилия нас сломить, важно только, чтобы нам хватило терпения! Ремонты прекратились и наступила благодать. И, кстати, потом говорили, получилась у меня зачетная актерская работа в этом сериале.