Но Тора, воспитывая религиозный фанатизм, давала все же избранному народу кое-какие послабления, что же касается отступивших от закона Моисея, то здесь вступал в силу кровавый кодекс, кодекс смерти отступнику. С этим Иисус никак не мог согласиться даже под угрозой расправы над ним.
«Я — на правильном пути! Страх — не вера!»
Самому себе Иисус сейчас признавался, что не вдруг окончательно и, как он считал, по-новому он стал проповедовать именно свое слово о Царстве Божьем. Да, он тоже в одно время склонялся к тому, чтобы словом своим поднять соплеменников на обретение житейской уверенности, на накопление богатства или хотя бы на безбедность, на среднюю зажиточность, и это соответствовало бы кодексу, но вскоре он отбросил эту несбыточность, поняв, что жить мечтой о благополучном в материальном отношении земном Царстве Божьем, не значит его построить. Он не единожды представлял себя вождем царства бедных и обездоленных, но он отмел подобные устремления, как несбыточные, как зряшные.
Второй путь к Царству Божьему — через апокалиптические видения, относящиеся к Мессии. Но и этот путь не выдержал испытания при здравом осмыслении его.
Поиск лучшего привел к твердому выводу: Царство Божье сеть царство души, а грядущее освобождение от рабства и беззакония в равенстве всех перед Богом и Законом и его Заветами. По именно это вызвало особенное негодование со стороны фарисеев, ибо он, Иисус, не подправлял заветы Моисея, а создавал свой, совершенно новый культ, более чистый, более отвечающий интересам народным, нежели культ Моисея.
«Я не сверну с избранного мною пути! Ни за что!»
Какое предвидение успеха своей идеи в веках грядущих, какие глубокие мысли, какая решимость! Ибо если бы он сам не показал пример пренебрежения к богатству и никогда не изменял бедности; если бы он стал не более как энтузиастом, заплутавшимся в Апокалипсисах, на которых зиждилось народное воображение, воспитанное не одним десятилетием, то он остался бы очередным проповедником, каких много было до него и после него на земле Израиля, без всякого успеха — но он как бы соединил все имеющиеся понятия о Царстве Божьем, причем каждое из них в его проповедях опиралось одно на другое, что и привело к великому торжеству гениального умозаключения.
Не менее серьезным разногласием с фарисеями и саддукеями Иисус считал предсказание о будущем религии. Законники полагали, что со временем весь мир станет жить по законам Моисея, ими же видоизмененным, приспособленным более для самих себя, чем для человечества. Точнее об этом стремлении, об этой заоблачной мечте не скажешь иначе, чем словами, какими пророчествовал Даниил в беседе с Навуходоносором: «Бог Небесный воздвигает царство, которое во веки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу, оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно…»