Иешуа, сын человеческий (Ананьев) - страница 41

«Есть выход! Есть!» — внушал он самому себе и, влекомый этой упорной мыслью, приподнял тускнеющий фонарик, чтобы осветить стены слева и справа от лестницы. Слева — идеальная гладкость. Справа… Стоп! Свет вроде бы куда-то углубляется. Вытянул до предела руку с фонариком и — о! радость! Встрепенулось сердце в восторженном биении.

«Есть!»

И тут, словно кто-то подсказал ему: не спеши, будь осторожен. Иисус заставил себя подчиниться внутреннему голосу. Встряхнув фонарик, он еще раз осмотрел пробитый в скале лаз из колодца. Ступенька. Шершавая. Значит, не поскользнешься. Дальше, похоже, пол идет ровнее. Вот и поручень, за который можно ухватиться, чтобы перетянуть себя с лестницы. Чего же тогда медлить — хватайся за поручень и — вперед?..

Но что-то вновь придержало его прыть. Иисус, дотянувшись до поручня одной рукой, вторую не оторвал от лестницы, и это спасло его. Господь хранил его для славной кончины, а не для безвестного падения в бездну. Поручень оказался ловушкой для тех, кто, теряя разум при виде спасительного лаза, не поосторожничал: поручень не выдерживал веса тела, выдергивался из гранита, и торопыга летел вниз.

Пот выступил на лбу у Иисуса, понявшего, что случилось бы с ним, не прислушайся он к голосу извне, внутреннему голосу. Он еще раз встряхнул фонарик и увидел наконец именно то, что было нужно: почти незаметный штырь, торчавший в самой ступеньке почти у боковой стенки лаза. Оказалось, что и ухватиться за него не так уж неудобно.

Вот теперь — вперед!

За ступенькой, как и предполагал Иисус, ровность. Ползти легко. Можно двигаться без боязни скатиться обратно. А метров через двадцать этой узкой ровности — площадка. С высоким потолком. Можно расслабиться и вдохнуть полной грудью прохладного воздуха, прежде чем начинать подниматься по винтовой лестнице. Теперь уже не так важно, что свет фонарика съежился до крошечного светлячка, а затем и вовсе исчез — улетел светлячок. Полная темень. Придется подниматься ощупью. И поскорее. Жрецы, должно быть, уже потеряли надежду на его появление. Раз догорел фонарик, значит — конец.

Вот уже и свет. Все выше и выше. Вот ярче светлое пятно над головой. Наконец, площадка перед бронзовой решеткой, изящно сплетенной. За ней — широкая галерея. Свод ее поддерживают кариатиды, в руках которых нежно светятся хрустальные лампы. Там свет, там — жизнь.

Увы, дверца в решетке заперта, и нет никого, кто бы мог ее отомкнуть.

«Придется ждать. Кто-то все же должен появиться».

Иисус приготовился ждать долго, ибо теперь понял окончательно: его здесь не предполагают увидеть, раз время горения фонарика миновало. Похоронили, выходит, в колодце. Что ж, пусть удивятся.