Василиса присмотрелась.
— Точно Ванька это, кто ж еще. Так он вроде бы женился недавно, разве нет?
— Во-первых, я царевичей не жру, это только людей мной пугают. Ты же знаешь, я мирный. И более того — вегетарианец! Во-вторых, женился ли он, не знаю, может, и женился. Но тебя ж, коль увидел, разве забудешь?! Да и не только увидел… Тяжело, видать, ему? — Горыныч причмокнул всеми своими губами.
— Слушай. Сейчас запушу в тебя чем-нибудь, это точно! В одну из голов уж явно попаду.
— Не советую. Я что, с разбитым лицом к Нему полечу? Несерьезно! Ладно, разбирайтесь, полечу отдохну, завтра далеко путь держать. Жди вестей, не скучай. Быстро поцелуй меня — и я уже далече!
— Ладно, пока! — Василиса обняла Горыныча и поцеловала.
— Только ты сразу ко мне, я буду ждать! Никуда больше не залетай, сразу сюда, понял?
— Понял, понял. Пока! Ванюшке привет!
Вслед быстро удаляющемуся Змею Горынычу полетело румяное яблоко.
Это точно был Иван-царевич. Высокий, статный, красивый. Что он ей не приглянулся, непонятно. Была бы сейчас замужем, детишек бы воспитывала.
— Здравствуй, Василисушка! — царевич ловко соскочил с Волка, подбежал к ней и нежно обнял. Явно соскучился.
— Здравствуй, Ванюша, какими судьбами? Может, чаю?
— Поговорить приехал, можем к тебе подняться?
— А здесь чем плохо?
— Здесь? Да тут уши везде.
Василиса оглянулась. И впрямь — хитрецы! Птички, белочки, бабочки, даже тополь — все превратились в слух! Сплетники!
— Да, ты прав, пошли.
Они поднялись к ней в комнату. По дороге царевич хранил молчание. Но как только за ними закрылась дверь комнаты, он бросился к Василисе и крепко заключил в объятья.
— Василисушка, не могу я без тебя! — его голос был таким страстным, а дыхание возбужденным и жарким.
— Ванюш, пусти, договорились же. Что было, то было. — Василиса чувствовала сквозь тонкое платье его твердую готовность к любви, и от этого у нее слегка закружилась голова.
Он покрывал ее лицо поцелуями, одной рукой прикасаясь к груди, а второй уже пытаясь задрать платье. Василиса вдруг просто обвила руками шею царевича и прижалась к его губам. Подумав, поцеловать Ивана или оттолкнуть, она сначала решила: пусть это будет последний, прощальный поцелуй, а оттолкнуть его можно будет чуть позже. Зов плоти усиливался с каждым мгновением и настойчиво советовал не сопротивляться нахлынувшему вдруг желанию, но здравый смысл одержал верх, и из последних сил Василиса все же решительно высвободилась из его объятий.
— Все! Хватит! Уходи! Не могу я. Не могу, понимаешь? Не люблю я тебя. А просто так не хочу больше, не хочу. Прости.