Цицерон повернулся и направился к двери, а я, как обычно, последовал за ним, думая, что в тот момент время для него, наверное, остановилось. Мы уже почти достигли утопающего в густой тени дверного прохода, через который нам, без сомнений, предстояло выйти в пустыню политического забвения, как вдруг за нашими спинами прогремел голос (это был сам Лукулл):
– Прочитай!
Мы с Цицероном словно по команде остановились и повернулись.
– Прочитай то, что говорил сейчас Катулл! – снова потребовал Лукулл.
Цицерон кивнул мне, я снова извлек на свет свои таблички и стал читать, с легкостью переводя свои затейливые значки в обычную человеческую речь:
– Если то, что я прочитал в этих бумагах, соответствует истине, можно с уверенностью сказать, что преступный заговор поставил наше государство перед угрозой гражданской войны. Если прочитанное мною является ложью, это – самая отвратительная фальшивка в нашей истории. Я не верю, что столь подробная запись могла быть сделана рукой человека…
– Он мог все это запомнить, – стал протестовать Катулл. – Это все дешевые трюки, подобные тем, которые показывают бродячие фокусники на городских площадях.
– А последнюю часть? – проговорил Лукулл. – Прочитай последнее, что сказал твой хозяин.
Я пробежал пальцем по тексту и, найдя нужное место, прочитал последние фразы Цицерона:
– …Хотя вы никогда не входили в число моих друзей. Я также продемонстрировал свое мужество, когда сегодня в Сенате вступил в открытое противоборство с этими преступниками. Ни один другой кандидат в консулы никогда не делал ничего подобного в прошлом и не сделает в будущем. Я превратил их в своих врагов, но при этом продемонстрировал вам их истинные лица. Но от тебя, Катулл, и от всех вас мне не нужно ровным счетом ничего. А если вы пригласили меня лишь для того, чтобы оскорблять, желаю вам приятного вечера и удаляюсь.
Изаурик присвистнул, а Гортензий кивнул и сказал что-то вроде: «Я же вам говорил!» – на что Метелл ответил:
– Что ж, должен сказать, что подобная демонстрация кажется мне довольно убедительной.
Катулл лишь молча смотрел на меня.
– Вернись, Цицерон, – поманил моего хозяина Лукулл, – я тоже удовлетворен. Записи подлинные. Давай на некоторое время отложим в сторону выяснение того, кто кому больше нужен, и будем исходить из того, что сейчас мы нужны друг другу в равной степени.
– А я все равно не убежден, – пробурчал Катулл.
– Тогда позволь мне убедить тебя всего одним словом: ЦЕЗАРЬ! Цезарь, за которым стоит золото Красса, два консула и десять трибунов.
– Так ты думаешь, мы действительно должны разговаривать с этими людьми? – вздохнул Катулл. – Ну ладно, с Цицероном – допустим, но ты, – фыркнул он в мою сторону, – нам точно не нужен. Я не желаю, чтобы это существо с его фокусами приближалось ко мне даже на милю, не хочу, чтобы оно слушало наши разговоры и записывало их с помощью своих дьявольских каракулей. Ни одно слово, прозвучавшее здесь, не должно покинуть эти стены.