— Смотри, будь вежлив со здешними г-головорезами, а то знаю я тебя, — погрозил пальцем Фандорин. — И не трогай служанок. Здесь восток, с этим строго.
Маса с достоинством отвернулся.
Дорожка сделала поворот и вывела к арке, увитой благоухающими розами.
Эраст Петрович шагнул внутрь — и замер. Перед ним зияла пустота, из которой неслись звуки музыки, смех, голоса, журчание воды.
По внутреннему периметру живой изгороди шла узенькая дорожка, обрамленная перилами, а всю середину занимал котлован глубиной метров в тридцать или сорок. С верхней площадки лестницы открывался фантасмагорический вид: в большом бассейне размером с пять или шесть теннисных кортов бил подсвеченный фонтан, вокруг плавало несколько белоснежных лодок, похожих на лебедей. Края водоема тонули в густой тени, где прогуливались или стояли группками многочисленные гости. Симон был прав: столь кардинального способа борьбы со зноем Фандорин никогда еще не видывал, хоть объехал весь божий свет. Невозможно было даже приблизительно вообразить, в какую сумму обошлась хозяину эта причуда.
Загородные виллы нефтяных королей
Спуститься можно было и на лифте, похожем на золоченую бонбоньерку, но у кабины выстроилась очередь из киноартистов, и Эраст Петрович предпочел воспользоваться лестницей.
Внизу, по углам эспланады, выложенной разноцветными мраморными плитами, располагались площадки: на одной играл оркестр, на другой буфет, на третьей столы для игры в карты, на четвертой диванная с кальянами. С каждым лестничным пролетом (их было восемь) жара ощущалась всё меньше, а внизу стало даже прохладно. Высокие стены котлована были оштукатурены и разрисованы фресками с изображением райских кущ. За тремя бархатными драпировками, кажется, находились гроты, вырезанные в каменной породе. На левой портьере была изображена дама в кринолине, на правой — джентльмен в цилиндре (а, понятно); на центральном занавесе красовался герб с геральдическими зверями и маленькой нефтяной вышечкой посередине.
На самой нижней площадке Фандорин остановился. Глаза привыкли к полумраку, и теперь можно было как следует рассмотреть собравшихся.
Публика была пестрая, наполовину европейская, наполовину восточная. Мундиры и смокинги перемежались черкесками; блеск эполет — сверканием золотых газырей и кинжальных рукояток. Дамы тоже выглядели по-разному: кто-то был в открытом платье, с обнаженными плечами, но попадались и женщины в азиатских нарядах, некоторые даже с прикрытыми лицами.
Вдруг по толпе будто прошла волна. Все повернулись к кабине лифта, откуда с обворожительной улыбкой вышла Клара в сопровождении Леона Арта. Она была в узком серебристом платье, подчеркивавшем хрупкость фигуры; режиссер в черном фраке, с рассыпанными по плечам волосами и орхидеей в петлице тоже смотрелся картинкой.