— Дверь никто не отрывал силою, — говорил, между прочим, другой стремянной, конюх Карлус Фрихт, — подьячий Моломахов, идя со свечей впереди носилок, только постучал в нее, и ее отворили. А кто толкал потом каптенармуса, того я не усмотрел… Деревнина же, по приказу государыни-царицы, я жег под бороду, токмо до этого уже у него был обожжен нос преизрядно. Водки я вылил на Деревнина только полбутылки…
Показания главнейших участников были очень длинны; их записали, скрепили по форме подписями допрошенных служителей (все они оказались грамотными) и затем продолжали опросы на другой день, 16 февраля 1723 г.
— Нес я государыню на скамейке, — показывал о своем участии в деле сторож и истопник Степан Пятилет, — кто силой отворил дверь в казенку, того я не усмотрел; когда же Бобровский стал не пускать Деревнина из казенки, в то число Маскин, Никита Иевлев и Тихменев провели Деревнина в дверь сильно, а били ль они урядника, того я не усмотрел, понеже нес государыню. Жег я Деревнина опосля, как обжигали его Моломахов, а по нем швед Карлусь; во время жжения их я с другими служителями держал его, стряпчего. А как государыня соизволила приказать мне зажечь голову Деревнина и я ту голову своей свечой жечь поопасался — государыня толкнула мою руку со свечою, — и я зажег, и водка на голове Деревнина вспыхнула.
В показаниях Пятилета оказались некоторые противоречия со словами Никиты Иевлева и Маскина. Всех трех немедленно свели на очную ставку.
— Пред государыней я не шел в казенку Деревнина, — утверждал Никита Иевлев, — а взошел туда после, да и из казенки-то шел назади носилок ее величества; а кто шел впереди и вел Деревнина, того я не усмотрел.
— Никиту Иевлева, — повинился Пятилет, — оговорил я, не опамятовавшись, кто же шел впереди или сзади и кто вел Деревнина — не запомню: служителя в ту казенку входили и выходили многократно.
— Да и Маскин показывает на меня напрасно, — стоял на своем Никита Иевлев, — впереди я не шел и на казенку, где сидит Деревнин, царице я не указывал.
— Где шел Иевлев и кто был указчиком государыне-царице, — винился Маскин, — того я не упомню, для того, что имею на себе падучую болезнь от 15 лет.
За очной ставкой опять потянулись допросы.
— Я нес государыню, — показывал задворный конюх Моломахов, — на скамье вместе с другими служителями; кто отворил казенку, не ведаю. А как в передней палате изволила государыня гневаться и бить тростью Деревнина по лицу и по плоти многократно, а швед Карлус и Пятилет жгли его свечами, и в то число держал я Деревнина с прочими служителями; сам же свечою не жег.