Настоящий ужас начался, когда они стали колоть штыками шахтеров, которые лежали на земле. В каком-то бешенстве солдаты беспорядочно наносили удары по убитым и раненым. Я выронила пистолет, и это привело меня в чувство, я оглянулась по сторонам с твердой решимостью действовать, но тут услышала стон.
Его рубашка была пропитана кровью. Он выглядел беспомощно. Я встала перед ним на колени, и липкая кровь сразу попала на меня — на мою ночную рубашку и на руки.
— Адам!
Он был без сознания. Я напрягла все силы, чтобы перевернуть его, но это привело к тому, что кровотечение из раны усилилось. Однако вид его крови вернул в мое собственное тело ощущение жизни. Я и не знала силы своей любви к нему. Боль вернула ему на мгновение сознание. Он приоткрыл глаза.
— Это я, Адам. Это Эмми! Тебе сейчас будет лучше. Я приведу кого-нибудь, кто поможет.
В отчаянии я посмотрела вокруг, надеясь найти помощь, которую пообещала ему.
Я почувствовала, что кто-то стоит за моей спиной. Это был солдат, он взял меня за плечо и пытался поднять меня.
— Уходи отсюда, это противозаконно — помогать мятежнику.
— Оставьте его в живых! Не трогайте его!
Я вырвалась из крепких рук и в отчаянии нашарила среди плит пистолет. Я нашла его и прикрыла шалью. Солдат нагнулся надо мной; я поняла, какая опасность нависла над Адамом, почувствовала запах пороха от его кителя, но самое страшное — у него был штык. Он тянул меня, пытаясь оттащить от Адама. Я взвела курок пистолета и выстрелила в этого солдата. Он был так близко, что порох обжег нас обоих.
Второй раз в жизни я наблюдала, как человек умирает от моего выстрела. Он медленно падал, как Уилл Гриббон. Я бросила пистолет и схватила его за плечи, оттолкнув в сторону, чтобы он не упал на нас с Адамом. Думаю, что в тот момент солдат уже умер. Когда он падал, его штык вонзился в мое предплечье и дошел до самой кости.
С трудом я подтащила два щита, пытаясь сделать из них укрытие для Адама. Но ничего не получалось. Первый безумный удар военных был закончен. Они двигались сейчас более осторожно, подбирая пленных. Другого выхода не было, и я накрыла Адама своим телом. Мое лицо было на уровне его груди. Ночная рубашка закрыла его ноги, и я накинула шаль ему на лицо. Ночная рубашка была пропитана кровью, и я молилась о том, чтобы военные приняли меня за мертвую.
Мы лежали вместе в холодной темноте, превозмогая боль. Он был мой тогда, даже если бы мы умерли, он был мой в те мгновения. Я заплатила за него тем выстрелом. Конечно, не так я мечтала быть с Адамом… Я никогда не буду полностью уверена, что солдат хотел убить его. Я никогда не признаюсь себе, что убила солдата случайно. Ничто не имело для меня значения, кроме Адама. Эта мысль преследовала меня, я не хотела об этом думать одна, я хотела, чтобы Адам помог мне. Прижимаясь к нему, как возлюбленная, я защищала его до тех пор, пока не наступила темнота, и я забылась.