По прошествии полутора часов я, кажется, задала Яндексу все вопросы, какие только смогла придумать. Именно тогда я от скуки, от нечего делать, от безысходности, без всякой надежды и просто по привычке зашла на сайт международных знакомств. Что я хотела найти там? Писем ни от Фабьена, ни от Адама, ни от Антошки не ожидалось; даже если бы они были, я бы все равно не ответила. Искать нового, четвертого, француза не было времени — да, по правде сказать, и желания. Кажется, я просто бездумно щелкала мышью, пытаясь убить полчаса за привычным занятием… и вдруг нашла письмо от Жан-Батиста.
Да, именно так его и звали — Жан-Батист! Одно из моих любимых французских имен, которое наша учительница Дельфина на прошлом занятии назвала (наравне с Луи) старомодным и неиспользуемым. Он писал, что увидел мою анкету и сразу понял, что ищет девушку вроде меня. Писал, что я красивей всех, кого он видел. Что ему шестнадцать лет, и мы ровесники. А еще писал, что он живет в Париже!
Меня сразу насторожило одно: отсутствие фотографии в анкете этого нового ухажера. «Негр? Араб? Китаец?» — пронеслось в голове. С другой стороны, терять мне было все равно нечего, а комплименты, что уж тут скрывать, очень порадовали. В результате я написала ответ Жан-Батисту, сообщив, что как раз нахожусь в Париже, но корректно (как мне показалось) предупредив, что не буду завязывать отношений с парнем чужой расы или религии.
«Вряд ли из этого выйдет что-то путное, — объясняла я самой себе, опять возвращаясь в читальный зал. — Нечего раскатывать губу. Если не очаровываться, то и разочарование не придет. Мне будет чем заняться в Интернете — и то ладно».
После библиотеки мы быстро перекусили, встретились с Кариной и Ириной и все вчетвером пошли в Лувр, где и пробыли до самого закрытия. В этом огромном хранилище ценностей каждая из нас нашла что-то свое. Маринка зависала от картин художников, участвовавших в ее любимых исторических событиях. Ирка сообщила, что родители велели ей посмотреть на Венеру Милосскую, Нику Самофракийскую и Джоконду, и носилась в поисках этих растиражированных шедевров, не обращая внимания на все остальное. Карина, похоже, вообще не интересовалась выставленными экспонатами: заходя в очередной зал, она окидывала его взглядом, находила красивый фон и выгодный ракурс для своей физиономии и заставляла нас снимать себя на фоне произведений, на авторство, название и смысл которых ей было плевать. Что же до меня, то я, если честно, не увлекаюсь ни изобразительным искусством, ни выполнением обязательной туристической программы, ни фотографированием своей персоны. Поэтому меня в Лувре больше всего заинтересовали не экспонаты, а посетители. Кого только тут не было! И волосатые хиппи, и престарелые «люди искусства» в велюровых пиджаках и шейных платках, и восторженные толпы китайцев (или японцев?), фотографирующие все на своем пути, и женщины в черных чадрах до пят, странно сочетающихся с разноцветными рюкзачками за спинами, и даже настоящие индейцы — с темной кожей, узкими глазами, в цветных накидках и высоких шляпах, которые принято носить то ли в Перу, то ли в Боливии, то ли в Венесуэле… Я как будто находилась не в центре Парижа, не в центре Франции, а в центре мира!