Жалящие слова легко слетали с языка Василия — он получал садистское наслаждение, говоря гадости. Хотелось сделать Лере больно, хотелось уязвить, отомстить, заставить страдать. Одновременно росла мучительная жажда обладания, желание припасть истосковавшимися губами к ее рту, впиться в плоть, овладеть, проникнуть, подчинить своей власти.
— Зачем ты так? — прошептала она. Сил спорить, что-то объяснять, доказывать, возражать не было.
— А как? — вскрикнул, как от боли, Крутов. — Как? Что я должен был думать?
Внезапно Леру скрутило от жалости к любимому: конечно, он страдал, мучился догадками… И все из-за мерзавца, оставшегося неизвестным.
— Василий, скажи, ты выяснил, кто звонил?
— А зачем? Какое это имеет значение? Я даже рад, что так вышло: звонок раскрыл мне глаза на некоторые вещи. — Василий снова перебирал струны и не смотрел на Леру.
Лера, наоборот, не могла оторвать глаз от Василия, смотрела как в последний раз и отчетливо понимала, что потеряла его. Она потеряла этого мужчину. Ей больше не пробовать на вкус его губы, не целовать глаза, не касаться горячей кожи. Она не имеет никакого права уткнуться лбом ему в грудь или хотя бы взять за руку — она ни на что не имеет права. «Потеряла, потеряла, потеряла!» — кричало все внутри.
Впервые Лера усомнилась: неужели у них что-то было с этим чужим, отстраненным человеком?
«Не фантазируй, — остановила себя Лера, — Крутов никогда не говорил тебе о любви. Да, вам было хорошо вместе, вы дарили друг другу удовольствие и радость, но о любви речи не было».
Может быть, все-таки… Нет, не может быть. Опять она осталась в дураках. Что они себе позволяют — мужчины, которым она верит? Боль пронзила грудь навылет. Лере хотелось биться о бревенчатую стену избы головой до крови, до потери сознания.
Пересиливая себя, она поднялась со скамьи:
— Крутов, ты можешь не говорить Борисовичу, что мы знакомы?
Василий обратил на Леру недоумевающий взгляд, который быстро сменился всезнающим.
— Боишься, что я тебя скомпрометирую?
Леру уже подташнивало от бесполезного препирательства — ей никогда не давалась позиционная война, как и партизанская. Война — не ее призвание, совсем не ее.
— Просто мне так нужно. Пообещай, что ты не сболтнешь о нас.
— Я все понял. — Василий устало прикрыл веки.
«Да что ты можешь понять?» — хотелось крикнуть Лере, но даже такого права у нее не было.
— Когда ты будешь в городе? Мне нужно обсудить кое-что с тобой.
— Я даже знаю что. — И опять это скучающее выражение мудреца, которому подвластны тайны Вселенной. Доморощенный Гарун ар-Рашид.