— Я же приехала спросить у тебя, кто такая Мессалина.
Воспоминание было не самое приятное, синяк под глазом отозвался ноющей болью.
— Знал бы — убил, — с глухой обидой буркнул Кречет.
— То есть, — осторожно прощупывала почву Леночка, — ты не видел эту даму.
— Нет.
— Уже хорошо. — Леночка вздохнула с облегчением. Все-таки чертовски приятно, что твой первый мужчина не шиза и не клинический идиот. — А кто тебя так отделал? — все так же осторожно продолжила Леночка.
— Тетка какая-то. — Влад покраснел и порадовался, что подкравшаяся темнота скрывает его состояние.
— Как выглядела тетка? Опиши.
— Тощая и длинная, я еще подумал, на линейку похожа. Больше ничего не помню.
— Чем она тебя? — сочувственно поинтересовалась Леночка.
Влад неосознанно потрогал глаз:
— Сумкой. Не знаю, что у нее там было. Камней наложила, что ли? У меня сразу искры из глаз посыпались, я вообще больше ничего не видел. Нет, правда, — услышав сдавленный Ленкин смешок, окончательно смутился и стал оправдываться Аника-воин, — чё мне, с теткой воевать, что ли? Она мне в матери годится.
— Дай, я тебя пожалею, маленький ты мой.
Маленький хрюкнул что-то нечленораздельное, а Ленка придвинулась и прижалась мягкими, как у лошади, губами к глазу. Влад обнял за талию свое нечаянное счастье:
— Давай поженимся, Лен. Завтра заявление отнесем.
— Да? — Леночка не ожидала, что Кречет окажется таким… старорежимным.
— Ага. А чё, ты против?
— Нет-нет. Приезжай ко мне домой, сделаешь официальное предложение руки и сердца. Папе это понравится.
— Завтра? — с сомнением трогая синяк, уточнил Влад.
— А зачем откладывать? Ссадины, синяки и шрамы украшают мужчину.
— Только не этот.
— Соври что-нибудь. Скажи, самолет на посадку шел.
— Вот сейчас не понял — это ты шутишь так?
— Владичка, все будет хорошо. Папа оценит твою решимость и отвагу.
— Опять шутишь, да?
— Привыкай.
Влад накрыл Ленку своим телом:
— Тогда ты тоже привыкай.
* * *
Хмель не брал. То есть брал, но не отключал.
Руки и ноги не слушались, а голова работала и с беспощадностью автомата выдавала чек: итого к оплате…
Он-то был уверен, что осчастливил собой девушку, а его ограбили — в фигуральном смысле, не в прямом.
Типичное поведение тихони-потребительницы: ты мне очаг, безопасность и тепло, а я тебе — неземное наслаждение в постели и заботу.
Нет, Крутов был не против обменяться удовольствиями в постели — это нормально, это правильно и полезно, но в их случае обмен был не равноценный, потому что Василий по неосмотрительности вложил в секс душу и теперь думал о Лере постоянно, везде. Острая форма помешательства, сказал бы его лечащий врач.