Снова тишина. Единственное, что Прудников понял из рассказа напуганной девушки, что либо поблизости есть заброшенная деревня и люди с вилами как раз оттуда, либо пока они в шахте, кто-то разрушил ту, в которой они гостили. Но самого главного он опять так и не узнал. Как она сюда попала?
– Я побежала к ферме, – неожиданно продолжила Надя. – Я собиралась спрятаться в каком-то помещении…
Пауза могла затянуться, поэтому Вячеслав не выдержал и заорал:
– Как ты попала сюда?!
Девушка снова начала задыхаться.
– Я не знаю, не знаю, не знаю.
Прудников подошел ближе, силой повернул ее к себе и посмотрел в грязное лицо.
– Марина?
Девушка была очень похожа на Марину.
– Что за шутки?
– Я – Надя, – сказала девушка, дернулась и исчезла. Лопата звякнула о рельсы, а Слава уставился в черную бугристую стену.
* * *
Мишке не давали покоя армейские воспоминания. Слава богу, пока только они. Потому что, по логике Самсонова, скоро должны появиться и призраки прошлой жизни. Кто бы ни появился, Болдин знал, что очень-то радоваться не будет. Он ненавидел их всех. Он ненавидел свою прошлую жизнь и возвращение к ней считал неприемлемым.
Он был все еще уверен, что его не сможет убить какое-то там воспоминание. Даже самое плохое воспоминание не может убить. Лишить спокойствия, разума, в конце концов, но не убить. Миша мотнул головой и пошел дальше. Он продолжил дальше копаться в собственном грязном белье. Оно было действительно грязным, и при каждом прикосновении к нему на руки так и норовило прилипнуть что-нибудь коричневое, вонючее и скользкое.
В ту ночь Миша не мог уснуть. Еще бы. Алексей еще не вернулся, но Болдин слышал, как парень плачет.
– Да заткните кто-нибудь этого пидора! – крикнул Жорик.
– Эй, заткнись! – прогнусавил Колян.
Плач стих. Мишка закрыл глаза и попытался думать о чем-нибудь хорошем, но у него ничего не выходило. Он открыл глаза. У его кровати стоял Алексей. Разодранная майка обнажила тощую цыплячью грудь. Мокрые от слез глаза обвиняли.
«Я очень хотел служить. Я хотел стать сильным. А кем теперь я стал?»
Верхняя губа, блестевшая от соплей, тряслась.
«Кто я, по-твоему? Кто? Пидор? Опущенный? Кто я, мать твою? Если нет, возьми меня за руку и крикни всем, что Алексей Миронов мой друг!»
Алеха всхлипнул, теперь дрожал подбородок.
«Зашкварится, будут спать вместе, голубки», – прозвенел четкий ответ в голове Болдина.
Михаил отвернулся и укрылся с головой. Болдин не хотел так. Да, ему было жалко Миронова. До боли в сердце жалко, но Мишке надо было жить дальше. Он никогда не рвался в армию и, если бы у него была возможность, он бы непременно воспользовался ею. Поэтому, раз он здесь, надо дослужить нормально. Военнослужащий обязан стойко переносить все тяготы и лишения армейской службы, как говорится. Но быть зашкваренным не входило в эти понятия.