– Что там Олесино?
Парни обернулись. На крыльце стояла Соня.
– Да вон Пруде сон приснился, – быстро нашелся с ответом Борька и улыбнулся.
– А, ну да. – Софья развернулась и зашла в дом.
– Что это было? – спросил Вячеслав.
– Проверка связи, – улыбнулся Боря.
– Кстати, о снах. Мне действительно сегодня что-то снилось.
– Голова Олеси? – попытался пошутить Шувалов.
– Нет, жопа! Ты можешь меня выслушать? – Прудников посмотрел на Борьку, когда тот кивнул, Слава продолжил: – Мне снилось, будто я проснулся среди ночи, чтобы отлить. Когда вышел на улицу, я учуял запах жареного мяса. Я направился к ферме… Там был Мишка и… и те головорезы, что за нами гнались днем… и еще там был…
– Ну все, парни, давайте к столу, – позвал Финагин. У него в руке был нож. – Давайте, давайте, а я пока зелени срежу. И девчат зовите.
Прудников вспомнил, что во сне он был с ружьем. Он ударил прикладом сначала Мишку Болдина, а потом его.
Марина вышла из теплицы с пучком зелени.
– А, племяшка, ты уже срезала?
Слава смотрел на происходящее, будто на продолжение сна. Громкие неестественные звуки, то замедляющиеся, то убыстряющиеся движения персонажей. Щеколда туалета открылась с таким грохотом, будто это засов на амбарной двери. Олеся вышла и направилась к рукомойнику. Вообще, с появлением Финагина во дворе все как будто зашевелилось и зазвучало. Словно это он, староста, дал разрешение.
«Странное совпадение, не больше», – подумал Прудников и пошел к дому вслед за Шуваловым.
Однако чувство, что этот спектакль разыгрывался исключительно для него, маленьким зверьком засело в недрах его разума.
Софья снова насторожилась. Ей показалось, что парни говорят о смерти. Она не любила подобные разговоры. После того как погиб Саша, она даже новости не смотрела. Вообще, по телевизору показывали слишком много смертей. Со дня гибели мужа прошло чуть больше двух лет, а она никак не могла прийти в себя. Она так и не начала ни с кем встречаться. Ей хватало общества друзей и подруг, а секс ей был просто не нужен. Здесь Соня лукавила. Возможно, он ей и был нужен, но она не могла предать память о муже. Его не вернуть и бла-бла-бла, – говорили ее друзья и родители. Но ей наплевать, что его не вернуть, что надо жить дальше. Первый год она вообще хотела покончить с собой, но струсила. Струсила и жила дальше. И единственное, что она могла для него сделать, это не предавать его.
– Соня, идем завтракать, – позвала Наташа и снова скрылась за дверью.
– Иду, – ответила Сухорукова, завязала в конский хвост волосы и вышла за подружкой.
Мишка уже был пьян, Борька накладывал салат Ольге, Славик что-то шептал на ушко Олесе, Сережка с Наташей расставляли кружки и наливали чай. Соня села на один из свободных стульев и только теперь заметила, что Марины и хозяина в комнате нет.