Иван Рудковский был ее любовником еще до того, как она решила выйти за Шувалова. Рудковский был до тех пор, пока она не сказала ему: хватит. Мол, женись, как честный человек. Но Ваня не был честным человеком, как выяснила потом Ольга, он вряд ли и человеком-то был. Рудковский превратился в зверя. Он запугал ее настолько, что секс, когда-то приносивший небывалое удовольствие, теперь был в тягость ей. Он принуждал ее к сексу. К групповому и извращенному. И все время твердил:
– Мне никто не смеет говорить: хватит! Я решаю, когда хватит!
Она ничего не могла сказать Борьке. Нет, ей не было жалко супруга. Она знала, что против Рудковского ее Борюсик не потянет, разозлит просто и все. А для Ваньки убить человека все равно, что таракана раздавить. И она придумала кое-что. На тот момент у нее была одна подружка, Ирка Беспалова. До мужиков жадная. Вот и положила она глаз на Рудковского. Это было полдела. Ирка была согласная. Конечно, пришлось упустить тот момент, что Иван любил делиться своей девушкой с друзьями.
– Ну, кто будет следующей? – Рудковский схватил ее за руки и придавил к стене. – Ты же знаешь, та закончилась.
Она предложила тогда Ивану вместо себя Ирку. Рудковский согласился на удивление быстро. А через месяц Оля узнала, что Ивана и его друзей посадили. А произошло это после того, как обнаженная девушка «вышла» из окна девятого этажа. Ценой своей жизни Ирка решила проблему Оли. И Шувалова, несмотря на высокую самооценку и неумение анализировать собственные поступки, чувствовала свою вину за смерть подруги.
– А знаешь что? Мы сделаем это с тобой.
Ольга увидела, как к ним подходят крестьяне с вилами и лопатами в руках. Девушка повернулась к мужу, но он не смотрел в ее сторону. Он кого-то высматривал с другой стороны коридора.
– Он нам не помешает, – заверил ее Иван. – Он нам никогда не мешал, не помешает и сейчас.
Оля закричала.
* * *
Они услышали крики. Точно. Это не были ни шаги, преследующие их на протяжении всего пути, ни шорох за спиной. Это не было ничего из того тихого и крадущегося, что не могло причинить физического вреда. Пока. Это был крик! А крик – это боль. Версия о том, что их всего лишь пугают местные, разваливалась на глазах. Славик посмотрел на Олесю. Она напряглась, наклонила голову и прислушалась. Кричали где-то за стеной.
– Как ты думаешь, кто это? – спросила Садовникова.
– Не знаю, – честно ответил Славик.
«Кто бы это ни был, он уже мертв. Так кричат, когда умирают», – почему-то решил Вячеслав.
– Что будем делать?
– Если б я знал…
Прудников действительно был в растерянности. Растерянности? Он был в ужасе. Человек, не сумевший разобраться в личной жизни, вряд ли сможет что-то, даже если теперь у него грозят отобрать не жену, а жизнь.