, ради того, чтобы вытащить из неприятностей
в общем-то чужого для них человека. И, узнав, что спасали его
зря (Агилмунд с ходу объяснил, что с точки зрения здешнего суда Алексей виновен без вариантов, а не явиться на суд — позор), ничуть не огорчились. И как дети радовались придумке с брошенным в яму трупом. И тут же лучшие риксовы дружинники, настоящие, без дураков, мужчины, Ахвизра с Агилмундом,
совершенно как дети, разыграли сценку: как удивится Стайна, когда увидит
живого Алексея. А то, что немногим позже Коршунова «размечут» лошадьми, — это не так уж важно.
«Я никогда этого не пойму, — решил Алексей. — Все, что я могу: принять их такими, какие они есть. Так же, как они приняли меня…»
Глава тридцать девятая
Травстила. «Не важно — что, важно — как»
— Гляди, — сказал Травстила, — вот сюда упираешься ногой, потом… р-раз! — Короткая спинка, проложенная закаленными железными пластинами, выгнулась, крючок опустился, зацепив тетиву, толстую, вдвое против обычной. Короткая толстая стрела тоже была необычной, и граненый наконечник.
— А как бьет? — спросил Одохар, разглядывая хитрую штуку.
— Вот так. — Травстила приложил к плечу деревянный упор, похожий на седло и так же, как седло, обитый кожей.
Раздался звонкий щелчок, почти слившийся с глухим ударом, когда дивная стрела воткнулась в стену.
Одохар подошел, поглядел. Стрела вошла в бревно почти на ладонь. Бревно треснуло. Одохар взялся за стержень, потянул… Стрела не поддалась.
— Со ста шагов — щит и чучело в воинской одеже, — сказал Травстила. — Навылет.
Он взялся за хвостовик стрелы, расшатав, выдернул, потрогал наконечник, сказал:
— После каждого выстрела подтачивать надо.
Овида приблизился к столу, взял в руки оружие, повертел, попробовал пальцами натянуть тетиву — не вышло. Овида удивился. Взялся по-настоящему, аж мышцы на шее вздулись… И все равно самую малость не хватило. Овида покачал головой, прижал ногой петлю, ухватился за рычаг, но не рванул, а потянул медленно, как Травстила делал…
— Легко как, — опять удивился он.
— Стрелять тоже легко, — сказал Травстила. — Целить легче, стрела ровнее идет, и ветром почти не сбивает, тяжелая. Я вот что мыслю, — продолжал он. — Небесные герои такими машинами (слово «машина» он произнес по-ромлянски) слабость свою исправляют. А как ловко выдумывают — диву даешься.
— Но польза с того есть и нам, — заметил Одохар. — Те петли для ног, какие Аласейа себе сделал… Я велю каждому сделать. Коленями, ясно, держаться на коне привычней, но коленом так не упрешься. На петлях этих даже и встать можно, а тогда и копьем ударить сподручней, и рубить сверху…