Из девяти богатырей только Ибба вернулся. Не сумел Ибба ярость в походе избыть. Мелким ему и ничтожным все виделось. Иббе. А изба богатырская пустой стояла. Потому что не было в селе новых богатырей. Ибба избу сжечь хотел, но духи восьмерых павших не дали. Тогда Ибба Агила убил, деда Хундилы-старейшины. И вутьей стал Ибба, вут на плечах из похода принес. Благословил Иббу Странник, божественный вутья, сыном сделал.
Ушел из села Ибба. На квеманов один походом отправился. Он и сейчас в лесах между нами и квеманами живет. Не раз его следы там примечали.
Все знал про священную избу Овида, потому и признал правоту Травстилы.
Травстила ухватил клещами железо и сунул в ведерко с водой. Зашипело железо, остывая.
— А что боги говорят? — спросил кузнец.
— Разное говорят, — уклончиво ответил Овида. — Расскажи мне: чем чужаки у вас тешатся, какие дела творят?
— Пустые дела, — буркнул Травстила. — По селу бродят, от скуки бесятся. В реке купаются в заповедные дни.
— И не боятся?
— Да вроде нет. Меньшого из них Аласейей зовут. Фретилин сын, Книва, видел, как они с духами речными беседовали. Может, и не врет: чужаки ему явно покровительствуют. Кровь его пролить не дали, как Хундила с Ханалой хотели.
— Хундила с Ханалой много взять на себя желают, — проворчал Овида. — Будто им ведомо, что богам требуется. Хундилино дело — землю пахать, а не богов обиженных тешить.
Внезапно Овида рассмеялся. Гулко, аж эхо под потолком прошло.
— Ты чего? — спросил Травстила.
— А крепко мальцы ваши квеманских богов обидели! Много ярости из такой обиды произойти должно. Великую доблесть может явить миру сын Фретилы, коли наставить его на путь правильный.
— Ты что же, одобряешь его? — удивился Травстила. — Что доброго в том, что сопляк, который даже простого воинского посвящения не удостоился…
— Не удостоился, так удостоится, — заметил Овида. — Я говорил с ним. Храбрость в нем есть. И умом не обижен. Не то что старейшины ваши. Что гневаются квеманские боги — это верно. И пусть гневаются. Надобно только за Одохаром послать, чтобы было кому на гнев тот еще бо́льшим гневом ответить.
— Одохар недоволен будет, — заметил кузнец. — Одохар в большой поход собирается. Ему сейчас с квеманами ссориться — не с руки. Но он приедет. Захочет на чужаков взглянуть, я его знаю. Наверняка в этом особый знак усмотрит.
— А ты? — спросил Овида. — Ты в этом разве знак не увидел?
— Может, и увидел, — отозвался кузнец. — Да знак знаку рознь. И чужаки эти… Фретила дочь свою к ним послать хочет. Может, и послал.
Овида встал, потянулся.
— Развели вы тут богов, — проговорил с усмешкой.