— Ничего не бойся, Мин, дорогая! Мы останемся ровно столько времени, сколько мне понадобится, чтобы закупить кое-какие припасы для матери и для нас. Потом мы поедем вверх по реке и уже никого не встретим. На выходе из поселка начинается настоящая белая пустыня!
Тошан снял комнату в гостинице возле порта, с хозяином которой был хорошо знаком. Собак он устроил во флигеле, разделенном на несколько складских помещений. Это заведение имело широкую клиентуру и все удобства, необходимые для тех, кто проезжал через поселок транзитом, прибыв на корабле, в автомобиле или же на собачьей упряжке.
Эрмин пришла в легкое замешательство, ступив на чисто вымытый пол комнаты, в которой стоял платяной шкаф с зеркалом, медная кровать и умывальник. Она щелкнула бакелитовым выключателем, и зажглись сразу две лампочки: одна — под потолком, вторая — на прикроватном столике.
«Напишу письмо маме, — решила она. — Я уехала неделю назад. Она наверняка волнуется. И потом, не знаю, когда мне удастся написать ей снова…»
Девушка привела себя в порядок, сполоснула нательное белье в теплой воде и развесила на радиаторе, потому что в гостинице было центральное отопление.
— Лишь бы только Тошан не повстречал какого-нибудь недоброжелателя! — пробормотала она, надевая удобное зеленое шерстяное платье.
Эрмин расчесывала волосы, стоя у окна, из которого была видна улица и часть набережной. По обледеневшей дороге, посыпанной опилками и сажей, туда и обратно сновали зеваки, автомобили и конные повозки. У понтонного моста, высоко подняв нос, стояло старенькое судно, ставшее пленником замерзшего озера. В нескольких шагах от него по льду катались дети.
«До Валь-Жальбера отсюда всего восемнадцать миль, если ехать через озеро Сен-Жан, — подумала Эрмин. — Когда мы вернемся следующим летом, я бы хотела поплыть на корабле. Господи, надеюсь, дома все в порядке. Гнев Жозефа не так просто усмирить. Лишь бы только он не устроил маме неприятности…»
Комната находилась на втором этаже гостиницы. С улицы донесся звонкий смех. Эрмин отдернула штору, чтобы лучше видеть. Тошан о чем-то оживленно разговаривал с двумя молодыми женщинами, одетыми в шубки из овчины. Одна была русоволосая и кудрявая, а в ушах у второй, черноволосой и стриженной под мальчика, поблескивали золотые серьги. Было очевидно, что они хорошо знают парня. Барышни громко смеялись. Тошан улыбался, как всегда красивый и статный, скручивая сигарету. Накануне он заплел волосы в две косы, но сейчас их не было видно за поднятым воротником.
За несколько секунд Эрмин узнала, что такое муки ревности.