— У нее есть родная сестра и мать. Пусть они об этом и позаботятся. Тебе-то что?
— Ты не понимаешь. Сестре вообще всегда было наплевать и на нее, и на племянников.
— Правильно. Зачем ей этот геморрой? Я ее, кстати, понимаю. Очень здравая позиция. Чего о тебе никак не скажешь.
— Ленка, но это ведь родная сестра!
— Это ее сестра, понимаешь? Ее, а не твоя. Элис, ты меня пугаешь.
Она и впрямь с тревогой смотрела на подругу. Как-то непривычно было видеть Алису Бархатову в роли альтруистки и заступницы сирых и убогих. Это в дореволюционной России знатные дамы, графини и княгини, не обремененные никакими заботами, кроме балов, поклонников и новых нарядов, от большого ума и человеколюбия, а главным образом от нечего делать, посещали больницы, ночлежки и, что характерно, тюрьмы. Теперь же, вначале двадцать первого века все эти высоконравственные понты были, мягко говоря, неуместны. Вот и психоаналитики утверждают, что люди должны заниматься в первую очередь своими делами, решать свои проблемы, осуществлять свои желания и мечты. А не носиться с чужими, как дурак с писаной торбой. Если они, конечно, хотят быть счастливыми.
Алиса, не обращая внимания на слова подруги, между тем произнесла:
— Господи, Оксанкина мама с ума сойдет, когда узнает, что с ней случилось.
— Да ты-то тут при чем?! Это ей, Оксанке, надо было думать о том, что станет с детьми и матерью, когда ее посадят. Да уж, она в любом случае теперь сядет.
— Нет, я скажу следователю, что это были всего лишь мои подозрения. Скажу, что никаких претензий к Оксане не имею.
— А ты не боишься, мать Тереза хренова, что менты тебя потянут за оговор или за ложные показания?
— Ничего, выкручусь как-нибудь. Но я сделаю все, чтобы Оксанка не села. Даже если ее осудят, я в лепешку расшибусь, чтобы срок дали условный. Найду ей толкового адвоката, и все будет нормально.
Елена покачала головой.
— Господи, ты просто чокнутая. Я же всегда считала тебя самой здравой из нас. Оказывается, действительно и на старуху бывает проруха. Алиска, ну что ты городишь! Да пусть она хоть на пять лет сядет, тебе-то что! А если бы этот придурок, муженек твой бывший, взял да и выстрелил в тебя? А? Разве она думала об этом? Так какого хрена ты о ней печешься, будто она действительно тебе родная сестра? Она продала тебя, чтобы спасти задницу своего Юрика… она ради мужика… а ты…
Видимо, поток красноречия у Лены, буквально клокотавшей от благородного возмущения, иссяк, и она умолкла, нервно затянувшись сигаретой. Алиса понимала, что отчасти в ней говорит зависть к подруге. Елена всегда недолюбливала Оксану, считая ту недалекой, эгоистичной куклой, которой все и всегда удавалось чрезвычайно легко. По этой причине из нее и лезло столь откровенное злорадство, которое она даже не пыталась скрыть. Алису это покоробило. В конце концов, она дольше знакома с Оксаной, с которой подружилась еще в университете, и лучше ее знает и понимает, равно как и причину, по которой та решилась на столь отчаянный шаг.