На Лизу же немецкий доктор вообще кричал редко. Зато каждый день, который она проводила в лазарете, наказывал служительнице приносить девочке по две порции еды. Поев и отогревшись (в лазарете топили куда лучше, чем в дортуарах), Лиза переставала кашлять и хандрить. Часто она попадала в лазарет вместе со своими подружками — Дуней Волковой и Таней Симоновой. Обычно на третий день их лихорадка проходила, и герр Шульц, как всегда недовольно сопя, отправлял их обратно в классы. А однажды Лиза услышала, как он, коверкая русские слова, кричал, закрыв за ними дверь:
— Што толк?! Найн тепло, найн еда. Мой наук не помогайт!
Так и выходило. Без еды и тепла девочки опять заболевали. А однажды… Бедная Таня Симонова попала в лазарет в бреду. Через день ее не стало.
Что тогда началось! Герр Шульц, носился по всей школе, громко ругаясь на двух языках — немецком и русском. Через день прибыла высочайшая комиссия — оказалось, бесстрашный немец написал докладную записку самой императрице. Словом, уже на следующий день в Театральной школе кормить и топить стали лучше. Лиза перестала дрожать от холода по ночам. А еще через полгода тот же неугомонный Шульц, осмотрев Лизу и Дуню, объявил:
— Сих девошк надо ушить вокал!
У Лизы тогда сердечко захолонуло: как это «ушить»? Может, их научат шить? А может, «ушить вокал» — значит зашить им рты? Но тогда они помрут голодной смертью!..
Но оказалось, что герр Шульц, осмотрев их связки, просто, порекомендовал учить девочек пению. У Дуни получалось не слишком хорошо. Оказалось, у нее проблемы со слухом: как дразнились девчонки, «ей медведь на ухо наступил». Но, видно, наступать на двоих этому медведю было хлопотно, потому что у Лизы тут же обнаружились большие вокальные способности. Вот с тех пор ее и стали готовить «на певицу». Обучали пению, актерскому мастерству, сценическому действию, танцам, преподавали историю музыки и литературы. И даже учили иностранным языкам — итальянскому, французскому и немецкому. Ведь петь иностранные арии из опер следовало на языке оригинала. Русских-то опер пока почти не было.
Но Лиза старалась вовсю. Недаром маэстро Меризи показал ее государыне. И вот теперь Лиза Невская — уже не ученица Театральной школы, а полноправная солистка Русской придворной императорской труппы Эрмитажного театра. И даже — вот чудеса-то, Господи! — не «поганый подкидыш», а крестница самой императрицы.
Она поет на сценах Большого и Малого театров и даже особо почетного Эрмитажного. И у нее отдельное жилье: своя спальня с голландской печкой, своя, пусть и крохотная, гостиная. И еще каморка, где можно на маленькой русской печурке готовить еду. Конечно, кроме кровати, пары стульев и стола, у Лизы нет никакой мебели. Ну и что?! Зато никто больше не будет ее будить ночным храпом, никто не станет приставать днем. Это же райская жизнь!