— Так это Карры-ага? Как я рад! Я столько слышал о тебе, — он поворачивается к своей свите. — Отведите его лошадь в сарай, дайте травы. А почтенному человеку приготовьте комнату.
Но веселый старик тянет повод к себе, не отпускает кобылу.
— Бек-ага, ты ведь знаешь старинную поговорку: «Пастуху нет покоя». Нам с кобылой не положены ни сарай, ни клевер, и даже — комната!..
— Какой же ты пастух, Карры-ага? Ты даже не дехканин. Ты — украшение любого праздника. В твоих руках ключи правды!
— Какие ключи?
— Ключи от людских сердец!
— Ключи, замки — дело лавочников! — Карры-ага уже сердится. — А кстати, бек-ага, как дела у наших старшин?
— Не понимаю.
— Смазывают они твои усы маслом?
— Не понимаю, о чем говоришь!
Кайгысыз, затаив дыхание, слушает смелого шутника и тоже ничего не понимает. Он знает, что маслом смазывают растрескавшиеся пятки, но никогда не слышал про растрескавшиеся усы.
С усмешкой балагур глядит на Искандер-бека.
— Смотрю я на твои усы и вспоминаю старую историю. Однажды к такому же как ты беку пришли двое жалобщиков. Один подарил ему старенький ковер, другой сто рублей. Дело сразу решили в пользу последнего. Но тот, кто принес ковер, стал укорять бека: «Как ты мог забыть про мой подарок?» Бек его успокоил: «Я помню о твоем ковре, но не могу забыть и ста рублей».
— Что же дальше? — беспокойно подкрутив ус, спрашивает тедженский толмач.
— Я бы хотел спросить, как наш бек решает такие споры?
— Споры решает уездный начальник.
— Говорят, ты его правая рука! Даже больше! Говорят, что ты язык начальника!
— Клянусь, никогда не брал взяток!
— А подарки?
— Есть фарсидская поговорка: расчеты веди зерно в зерно, а подарков бери — сколько увезет караван ослов.
Искандер-бек, самодовольно поглядывая на старшин, приглашает их полюбоваться своей находчивостью.
— Молодец, Искандер-бек! — подхватывает глашатай. — Одно только меня тревожит…
— Тревожит?
— Как бы в пути такой караван не сделался добычей волков и коршунов.
Теперь уже сердится писарь.
— Слышите, что говорит Карры-ага?
— Он у нас человек вольный, — ласково успокаивает длиннобородый старшина.
Писарю неохота длить опасное словопрение, и он показывает на туйдук, заткнутый за пояс старика.
— Я слышал, ты хороший музыкант?
— Он играет даже на двух туйдуках сразу, — льстиво подсказывает старый арчин.
— Пойдем к нам, повеселишь немного, — говорит писарь.
— Боюсь, бек-ага! Соловей хорошо поёт на ветвях, а не в клетке.
— Разве наш дом для тебя клетка?
— Не в обиду сказать, бек-ага, и ваш дом, и ваша канцелярия для меня не лучше клетки. Счастье еще, что бек-ага считает меня за человека. А то, пожалуй, вон тот джигит возьмет меня сейчас за шиворот, да и даст пинка пониже спины…