Я вставил ключ, и тут мне представилось, что в квартире меня ждет та женщина из парка. Ну конечно, она, кто же еще? Сидит на диване в большой комнате, листает альбом репродукций моих картин, посматривает на часы: уже давно наступил вечер, чего же он не идет? В квартире идеальный порядок (она пришла еще утром и убрала), но мебель расставлена по-другому. Это меня должно смутить. Кресла, к примеру, всегда находились у окна, а маленький столик был задвинут в угол и завален всяким художественным хламом. Теперь же столик стоит ровно посередине комнаты, на нем чистая, отутюженная салфетка, та самая, которой я чуть ли не вытирал кисти (между прочим, художественная ценность, конец позапрошлого века). Вокруг столика стоят кресла — с обивки выведены пятна. Книги и альбомы в шкафу аккуратно расставлены. Я вхожу, в растерянности рассматриваю перемену обстановки и тут замечаю на диване ее…
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю — язык заплетается от волнения, — хоть и прекрасно понимаю что: ждет меня.
Женщина поднимает голову от альбома, смотрит отрешенным взглядом, и я вижу, что рядом с ней лежит пакет, довольно объемистый. Что в нем, догадаться нетрудно: исландский свитер, джинсы, те самые, пистолет. Минуты две она молчит, только отрешенно смотрит сквозь меня.
— Прохладный вечер, не правда ли? — напоминаю я ей ее роль. Но в этом свитере мне будет тепло, добавляю про себя. Она делает вид, что не слышит. Или в самом деле настолько ушла в себя, что не слышит? — Что вы здесь делаете? — возвращаюсь к началу и легонько касаюсь ее плеча.
— Что? — Она вздрагивает. Совсем как обычная женщина, и у меня рождается сумасшедшая надежда, что в пакете вовсе не свитер, не пистолет. — Что я здесь делаю? — переспрашивает она голосом со сна — и надежда укрепляется. — Да так, убрала немного, у вас была страшная грязь. Вы бы хоть домработницу наняли, что ли. Разве можно так жить?
— Какое теперь это имеет значение? — спрашиваю с нажимом на «теперь» и жду, что она выразит удивление: что значит теперь?
Не выражает.
— Вы правы. Теперь никакого. — И будто вспоминает, берет в руки пакет, протягивает мне: — Я собрала вам вещи.
Всю эту сцену я так ярко увидел, что мне захотелось немедленно сбежать. Но не сбежал, пресек малодушный порыв, вставил ключ глубже и потянул дверь за ручку — осталось только повернуть и войти.
Ключ не подошел, не повернулся, некто, спасая меня, его подменил. Ну вот и все, можно свободно дышать, можно уехать отсюда: я сделал все, что мог. Спасен, умирать совсем не обязательно (да что там не обязательно — невозможно), пора начинать новую жизнь. Я улыбнулся бессмысленной улыбкой чудом спасшегося от смертной казни (веревка порвалась, а по закону второй раз вешать не полагается), голова кружилась от пережитого, но я улыбался, улыбался… Но тут ключ сам собой повернулся у меня в руке, замок щелкнул, дверь начала открываться (я изо всех сил потянул ее за ручку на себя, но она все равно открывалась) — и открылась на значительную щель, в этой щели я ее и увидел.