— Но я-то что могу сделать?! — окончательно выходя из себя, выкрикнула Ирина. Получилось неожиданно громко в этой необыкновенной, какой-то застоявшейся тишине.
— Понимаешь, я вдруг проснулась… То есть… — Анна Григорьевна виновато улыбнулась, — я вдруг почувствовала, что сплю и что спать мне нельзя, но никак не могу проснуться. Все-таки заставила себя открыть глаза, смотрю, сижу на детском стульчике, голова уперлась в подоконник. Мне снился такой хороший сон! Огромный букет сирени… Ты не знаешь, к чему снится сирень? И так тепло, солнышко светит, я будто на даче, но не у нас, а…
— Я не знаю, к чему это снится!
— Ну вот, просыпаюсь я и вижу, что сижу на стульчике, вот здесь, — она кивнула на ряд стульев у окна, — а на стене, прямо передо мной, часы, глянула и просто обомлела — начало шестого! В четыре мы детей поднимаем, а тут начало шестого. И тишина такая! Бросилась в спальню — а они спят. Принялась их будить — не просыпаются. И няня спит, и тоже разбудить ее невозможно. Испугалась я, понимаешь? Пошла за врачом и тут тебя встретила. Пойдем, сама сейчас все увидишь. — Анна Григорьевна опять ухватила ее за плечо и насильно потянула в спальню.
Дети действительно крепко спали, но ничего необычного в самом их сне не было: дыхание спокойное, ровное — девять разрумянившихся здоровых ребятишек — картина, призванная умилять, но никак не беспокоить. Острый приступ зависти к своей счастливой коллеге охватил Ирину: ей-то хорошо, ее-то дети на месте.
— Что скажешь? — Анна Григорьевна с тревогой заглянула ей в глаза.
— Да ничего! — взорвалась Ирина. — Спят и спят. Проснутся.
— Но ведь шестой час давно!
— Погода такая. Дождь и вообще. Осень, конец сентября.
— Вчера тоже шел дождь, — не унималась Анна Григорьевна. — Господи! Ну за что это мне? Что же теперь делать?
Ирина пожала плечами и, ничего не ответив, вышла из комнаты.
Сергей сидел у монитора, обхватив голову руками в каком-то необъяснимом отчаянии. Он даже не заметил, как подошла Ирина, а когда она заговорила, вздрогнул — такой уравновешенный, самоуверенный охранник, стальные нервы, могучие мышцы.
— Как у тебя дела? — осторожно спросила она, встревоженная его испугом.
— Я ничего не понимаю, Ирина Семеновна! — как-то по-детски всхлипнув, жалобно проговорил он. — Уму непостижимо! Мистика какая-то! Кто бы рассказал, не поверил.
— Да что там такое? — Ирина нетерпеливо отодвинула охранника, сама уставилась в монитор. Серые неясные очертания помещений, словно сквозь слезную муть.
— Вот видите, видите!
Она ничего разглядеть не могла, но согласно кивнула.