— Я не…
— Я тоже так думаю, вы не станете этого делать. Это же ребенок, маленький ребенок.
— Ребенок? — Если до этого я был просто напуган, то теперь совсем потерял контроль над собой: он знает о моей главной вине, о моей самой страшной беде и… Что «и», я не знал, но голова отчаянно вдруг затряслась, мелкой, неудержимой дрожью, и все тело мое затряслось. Я закричал, как самый настоящий сумасшедший: — Какое вы имеете право?! Вы не имеете права вмешиваться! Не имеете права напоминать!
— Антошка…
— Замолчите! Я не виноват!
— Да, вы не виноваты, — согласился мой собеседник. — Об этом я и говорю. Вы ни в чем не виноваты и можете остановиться, потому что не сумасшедший. Все это лишь временное помутнение рассудка, не думайте о том, что уже совершили. Это не принесет ничего, кроме боли, ни вам, никому. У всех бывают ошибки, и не всегда их нужно исправлять. Перестаньте мучиться. Вы должны…
Голос стал таким проникновенным, таким любящим, что по лицу моему невольно потекли слезы, нервы утратили защитную оболочку, весь я словно пронзился болью какой-то нечеловеческой, невыносимой любви. К кому? Не знаю, у любви моей не было адресата, только источник — оголенная душа.
— Вы слышите меня?
— Да, слышу, — всхлипнув, прошептал я.
— И только тогда обретете счастье и успокоение.
— Да.
Я верил этому голосу, я с ним не пытался спорить, хотя он, очевидно, принимал меня за совершенно другого человека, ведь никаких преступлений в прошлом я не совершал и не вынашивал в настоящем. А то, что тогда… это ведь не преступление, это моя беда, самая страшная вина, но я в ней не виноват.
— Спокойной ночи, — сказал он мне на прощание, но я не желал так быстро с ним расставаться — мне очень нужно было утешение, мне хотелось, чтобы оно длилось и длилось, чтобы он еще раз сказал, что я ни в чем не виноват.
— Подождите! — закричал я в отчаянии. — Подождите!
— Ну конечно, подожду. — Незнакомец рассмеялся, мягко, доброжелательно, располагая к любому вопросу, к любому признанию. — Слушаю вас.
— Я никого не убью, обещаю. А все то, что было, — настоящее недоразумение.
— Да ведь и я о том же. Очень рад, что мы друг друга поняли. Еще раз спокойной ночи.
Спокойной ночи. Я сидел в прихожей, потрясенный и в то же время расслабленный, долго сидел. Не водка нужна была для реанимации, а этот звонок. Как бы хотелось, чтобы он повторился, хотя мой собеседник был абсолютно не прав. Это не я ошибался, а он, и мне очень нужно было его разуверить, в мягкой, доверительной, лечебной беседе объяснить, что я не только не вынашиваю нового преступления, но никогда не совершал тех, в которых он меня обвинил, — щадяще, беззлобно, но ведь все-таки обвинил.