– Стрелять умеешь?
– Смотря из чего…
– Карабины есть, есть штуцер…
Понятия не имею, что собой представляет «штуцер»[8], и уточняю:
– Штурмовой винтовки у вас случайно нету?
– Чего?
– Автомата!
– Нам такое без надобности, мы здесь только со зверьем воюем.
– А я думала, вы с Черным шаманом воюете.
– Шаман пуль не боится… Держи!
Макарий перебросил мне карабин: именно такой я вижу первый раз, но оружие вполне современное, не то что допотопная двустволка, как у Настасьи Васильевны. Не уверена, что попаду – но выстрелить из него я определенно смогу.
Мы спешились у поваленной сосны.
Снега в лесу практически не осталось, липкие весенние листочки покрывали кустарники, как зеленые облака. Стрекотали беспечные птички, где-то рядом без устали стучал клювом дятел, а тучи мошкары противно жужжали. Макарий вытащил специальные ремешки, хитрым образом спутал лошадям ноги. Кони остались пощипывать свежую молодую зелень, а мы перебрались через бурелом. Высохшие, колючие ветки скрывали вход в другой мир – тихий, безрадостный и мертвый…
Под ногами вместо травы захрустел песок, перемешанный с сухой хвоей, щебенкой и битым кирпичом, отсюда начинались длинные ряды могильных холмиков. Они казались бесконечными – они терялись в лесной поросли, убегавшей к серым скалам. То там, то сям торчали покосившиеся кресты или палки с выцветшими табличками. Могилы разделяли узкие проходы, в которых скапливалась мутная вода, земля местами осыпалась, человеческие кости обнажились и торчали наружу.
Над кладбищем стояла такая тяжелая и влажная тишина, что голова закружилась, я глубоко вдохнула и повернулась к нему спиной.
Напротив зелени было еще меньше – хилые деревца неуверенно пробивались среди обломков бетона и приземистых длинных строений. Доски, из которых они были сколочены, стали серыми, как щебень, от времени и непогоды. Окна выбиты, а крыши давно провалились, огонь выжег часть построек, превратив их в черные остовы, из которых бессмысленно торчали громадные гвозди. Кое-где хрипло поскрипывали огрызки колючей проволоки.
Но… Заброшенный поселок отделяла от кладбища железнодорожная насыпь!
Усталость как рукой сняло, я бросилась к рельсам, но сделала шаг и остановилась.
Дорога вела в никуда!
Рельсы обрывались над глубоким оврагом.
Я заглянула в него – расщелина узкая, но глубокая, как горная пропасть. В сумраке, на самом дне, поблескивала вода. Когда-то над оврагом был переброшен стальной мост, его покореженные обломки до сих пор выступают из воды.
Противоположный берег оврага ниже того, на котором я стою. Там тоже есть рельсы: вывороченные и ржавые, они тянулись среди убогих серых построек, кое-где подмятых упавшими деревьями. Сухие стволы лежали полукружьями, как будто их скосили гигантской косой. Ни одного живого кустика! Ни единой травинки. Земля под сухостоем иссохла, ее рассекают глубокие трещины и овраги поменьше. Дальше лежит большое озеро. Закатное солнце отражается в воде, и озеро похоже на кровоточащую рану, а лес за ним стоит черный и злой.