— В отличие от них, мне наутро требуется ясная голова, — ответил он, когда я подчеркнула такую вопиющую разницу.
У двери моих комнат мы остановились.
— Спасибо, — сказала я, подразумевая — спасибо за всё.
— Вы вовсе не развлекались, — сказал он. — Я видел: не плясали, а весь вечер просидели в углу. Надеюсь, хоть бокал вина пригубили-то?
— Нет, но мне и в самом деле полегчало. — Я судорожно пыталась нащупать нужные слова. — Не буду отрицать, часть меня занималась исключительно раздумиями вроде «и вот так я бессмысленно растрачиваю одну шестую оставшейся мне жизни»… — Я улыбнулась. — Но и в приятном ничегонеделании, посреди веселящейся толпы, была своя польза… теперь мне гораздо лучше.
В его глазах стыло безмолвное сочувствие. Я снова задалась вопросом, почему он помогает мне. Из простой ли симпатии, или, возможно, я даже нравлюсь ему? Было невыносимо трогательно так думать; возможно, именно поэтому я, безотчётно потянувшись, дотронулась до щеки кузена. Удивлённый, он моргнул, но не торопился отступать назад. Это мне тоже польстило, и я уступила минутному влечению.
— По вашим меркам я, наверное, не слыву особой красоткой, — отважилась я. Кожа под пальцами была слегка колючей, и я вспонила, что мужчины островных народов, как правило, отращивают бороды. Это откровение неожиданно показалось необычно интригующим и экзотичным.
По меньшей мере добрая дюжина различных мыслей промелькнуло на лице Т'иврела в промежутке меж вдохом и выдохом; потом медленная усмешка сверкнула окончательно принятым решением.
— Ну, лично я по вашим тоже не очень-то хорош, — сказал он. — Видывал я тех призовых жеребцов, что вы, Дарре, называете мужчинами.
Ни с того, ни с сего я нервно хихикнула.
— И мы, конечно, родня друг другу…
— Это же Небеса, кузина. — Поразительно, как это могло всё объяснять.
Толкнув спиной дверь, я взяла его за руку и потянула за собой внутрь.
Он был странно нежен — или, возможно, эта странность лишь причудилась мне, за почти полным неимением опыта сравнивать было не с кем. Под одеждой крылась кожа бледней, чем казалось вначале (и это удивляло); плечи испещряли еле видимые пятна, но меньше и в произвольном беспорядке. Рядом со мною он, худой и сильный, казался вполне нормальным, и мне действительно нравилась витающая рядом с ним аура. Он пытался как мог доставить удовольствие, но я была слишком напряжена, слишком зажата — одиночеством и страхами, так что мои шансы отдаться во власть бури были ничтожно малы. Я была не против иметь хоть что-то.
Я не привыкла видеть кого-то в своей постели, так что ночка (в смысле собственно сна) выдалась беспокойная. Наконец, предрассветным утром я встала и направилась в умывальню, надеясь, что принятая ванна склонит меня ко сну. Покуда вода, журча, наполняла лохань, я торопливо окунула в раковине лицо и уставилась на собственное отражение в зеркале. Вокруг глаз змеились линии свежих морщинок, добавляя возраста. Я зажала руками рот, в подкатившей к горлу тоске по той девушке, что была мной всего пару месяцев назад. Да, она не была невинной — да и кто из вождей может позволить себе излишнюю наивность, — но она была счастлива, более или менее.