– Лаки!
Лаки почувствовал, что она приближается к пику наслаждения, и услышал, как она выкрикнула его имя. В следующий миг его сознание затуманилось, и он взорвался в ней струей горячего семени. С хриплым стоном еще глубже погрузился в нее, на время утратив способность мыслить, способность понимать и ощущать что-либо, кроме пульсирующего контакта их тел. Эти мгновения были настолько сладки, настолько совершенны и неповторимы, что на мгновение горечь улетучилась из его души, и Лаки впервые за последнее время почувствовал себя чистым, легким, свободным от всего и умиротворенным. Он ухватился за это ощущение, как за спасательный круг, как можно крепче сжимая Серену в объятиях, словно пытался впитать в себя ту доброту, которую неожиданно для себя обнаружил в ней.
Реальность постепенно, как будто отдельными мазками картины, возвращалась к нему. Казалось, будто он выходит из пелены тумана на ровное ясное пространство.
Заляпанный краской кусок брезента. Ножки мольберта. Узкие полоски света, проникающие сквозь щелки в занавесках. Женщина под ним.
Он посмотрел на Серену, и в груди у него что-то болезненно сжалось. Она беззвучно плакала, отвернув голову в сторону. Слезы, одна за одной, выскальзывали из-под ресниц. Он сделал ей больно. Он чувствовал, как сильно она напряжена, и все же позволил себе отдаться во власть желания, пренебрегая всем остальным, и тем самым злоупотребил ее доверием. Боже, как же по-скотски он повел себя!
Он не раз говорил себе, что ему все безразлично, что ему ни до чего и ни до кого нет дела. Вид женских слез это опроверг. Его воспитали в духе уважения к женщинам. Несмотря на цинизм, укоренившийся в нем за последние годы, мысль о том, что мужчина способен сделать женщине больно, оскорбить ее или унизить, представлялась ему отвратительной. Стоило ему подумать о том, что он сделал больно Серене – храброй и гордой Серене Шеридан, чья аристократическая внешность скрывала за безупречным фасадом тайные страхи, – как эта мысль пронзила его в самое сердце, гораздо глубже и больнее, чем он был готов признаться самому себе.
Слегка дрожащей рукой он провел по ее волосам и коснулся виска.
– Серена. Прости меня…
– Не надо извиняться, – прошептала она. – Со мной все в порядке.
– Я сделал тебе больно. Я был слишком груб. Я…
– Нет. Просто со мной такого ни разу не бывало, – сказала она, сокрушив этим признанием его чувство вины.
До Лаки неожиданно дошел смысл этого бесхитростного признания.
– Никогда?
Серена повернула к нему голову и слабо улыбнулась.
– Никогда со мной не было ничего подобного. Я даже не представляла, что мне может быть так хорошо. В сексе я не слишком умелая.