– Ко мне поедешь? – спросил Коровкин, торопливо проглатывая слова. – Поедешь?
– Что же мы будем делать у тебя? – Мария обращалась к мастеру то на «ты», то на «вы».
– А что делают двое взрослых, когда они мужчина и женщина? – вопросительным тоном отвечал Коровкин. – Ты понимаешь меня?
– Не по-ни-маю, – отвечала Мария. – Не по-ни-маю. И не хочу понимать.
– Ты видишь, Мария, я ведь один.
– Ну и что ж? Я в таком случае должна тебя ублажать, услаждать жизнь твою, или чего вы хотите от меня? Как вам не стыдно?!
– А я-то ведь хороший человек, – отвечал Коровкин, пытаясь обнять растерявшуюся Марию. – Я смеюсь только над самим собою. Вот говорю, а в каждом моем слове издевка над собою. Только над собою.
– Никто не похвалит, если сам себя не похвалю!
– А я правды не боюсь, я слыхал, как меня Конова хвалила, говорила про меня правду. Я с министром говорил, знаешь ведь. Не сказал же он после разговора, что я – дурак. А ты меня не уважаешь?
– За какие такие дела великие я вас должна уважать? – Марию рассмешили слова Коровкина, которому и самому стало весело.
– Не за что? – удивился Коровкин. А за что?
Ты меня не уважаешь? Ладно, но ты полюби меня, ведь не грех хорошего человека полюбить. Я думаю, надо вписать в графу соцобязательств: так, мол, и так, я, такая-то девушка, и вот обязуюсь полюбить хорошего человека, красивого мужчину Коровкина. Смешно? Аплодисмент! Нету аплодисмента!
– Уж и красавец!
– А разве не так?! – воскликнул Коровкин. – Ноги есть, руки есть, зубы свои, волосы не искусственные, как у некоторых. А ты сама красивая, так что я для тебя пара подходящая. Вот и полюби меня, не отпускай. Клянусь тебе, что пора в меня влюбиться. Честное слово! Я тебе скажу, земля существует четыре с половиной миллиарда лет, а такая, как ты, впервые живет на земле. Знаменитая лесбоская Сапфо не стоит твоего мизинца на левой ноге. А она была красавицей, воспета в стихах, в истории отмечена. Нет, ты должна понять меня, Коровкина. Должна.
– Ой ли?
– Клянусь всеми великими людьми!
– Да клясться мужики нынче умеют, себя хвалят, словно товар продают подороже. Ну да ладно. Хвали себя и хвали, а я пошла. – Она повернулась и направилась вверх по лестнице, хотя можно было войти в лифт. Он догнал ее и некоторое время шел шаг в шаг.
– Машенька, ты обиделась на меня? Не обижайся. Я смешной человек. Не обижайся, ладно?
– Нужда приспичила обижаться на тебя, – отвечала Мария, останавливаясь и не желая, чтобы Коровкин провожал ее.
– Я разве не прав? Скажи. Разве я не прав, что ты мне нравишься?
– А ты знаешь, что я была замужем? – резко и так решительно спросила Мария, что тот опешил, – не от услышанного, а от ее вызывающего тона. Коровкин молчал, а Мария решила: мастер окончательно сражен ее признанием, и уж сожалела о сказанном, хотя чувствовала облегчение от своей смелости. – Ты, мастер Алеша Коровкин, не знаешь моих обстоятельств.