Мария смотрела на Ирину, и ей нравилось, как та лениво глядит перед собой, говорит небрежно, не таясь и не боясь своих слов, ни к кому в особенности не обращаясь, нравились ей и американские джинсы на Ирине, и кофта, туго облегающая плотный и полный торс, и – все нравилось в этой комнате, захотелось и самой пожить вот так, ничего не желая, лениво валяясь на большой тахте, не убираясь, не вытирая толстый слой лежащей на вещах пыли.
– Это твоя комната? – спросила Мария, лишь бы что-то спросить.
– Я хочу поставить замок в дверь моей комнаты, чтобы никто не совался сюда, – отвечала Ирина. – Живу, как хочу. Мать, видишь, заставила все мебелью, боится, мебель подорожает, и она с деньгами останется внакладе, ее одолевает безумная идея вкладывания денег в дорогие вещи. Она установила одну закономерность: мир вещей, увеличиваясь в ассортименте, увеличивается в стоимости.
Мария глядела вокруг, а за нею вела тщательное наблюдение собачонка Мики, понимавшая не без некоторого, впрочем, основания, что если в квартире не находилась хозяйка, то в ней властвовала ее дочь, которую собачонка не любила, но терпела как неизбежность, а нового человека Мики воспринимала, как покушение на свои законные права. Поэтому собачка возненавидела Марию сразу и решительно, при каждом ее движении вздрагивала и, выжидая случая, готовилась отомстить ей. Вот и сейчас стоило Марии подойти к окну, как собачка, захлебнувшись от злости, с повизгиванием бросилась на врага, ухватила за юбку и принялась трепать. Марию никогда не кусали собаки, и поэтому она не испугалась, а Ирина, не сходя с места, запустила в Мики подушку:
– Брысь, дура!
Мики залаяла во весь голос и на замахнувшуюся Марию ответила таким визгом, воплями, что не могла не прибежать Лариса Аполлоновна.
– Не убивайте Мики! – воскликнула она.
– Забери эту дуру, – сказала Ирина. – Все уши пролаяла. Забери, Аполлоновна, а то я выброшу ее с одиннадцатого этажа. Петли не хватает на твоего ангела в образе дворняги.
Мики по случаю была куплена Ларисой Аполлоновной у одной из многочисленных знакомых как болонка по сходной цене, скажем прямо, небольшой. Тогда еще деньги не вкладывали в вещи. Знакомая, уезжая, могла взять с собой Мики, но так как убедилась, что собачка не болонка, а обыкновенная дворняга, то решила сплавить ее Ларисе Аполлоновне, только еще набиравшей гонор, доказав той необходимость иметь болонку, замечательные качества которой незамедлительно скажутся на престиже Ларисы Аполлоновны.
Мики была хитрой бестией и сразу признала новую хозяйку, крепкой любовью ее не любила, но уважала за порядок, строгость нравов, нежелание держать ненавистного рода животное – кошку, сытое питание и определенность характера, да еще за то, что чувствовала себя полноправным членом семьи. Это последнее обстоятельство особенно льстило собачке, и она, будучи от природы хитрой и сообразительной, верой и правдой принялась служить новой хозяйке. Лариса Аполлоновна, все больше и больше убеждаясь в том, что Мики – обыкновенная дворняжка, души в ней не чаяла, видя ее преданность и чистоплотность, и с большим рвением доказывала всем, что собачка – чистопородная королевская болонка. Особенно по душе хозяйке была нетерпимость Мики к чужому человеку в доме, и она всячески поощряла в ней этот порыв. В самом деле, как спокойно себя чувствовала Лариса Аполлоновна, зная, что Мики вовремя подаст голос, если кто-нибудь из гостей, друзей дочери, загорится невинным желанием прихватить с собою, уходя из дому, какую-нибудь из дорогих безделушек, приобретенных неслыханным трудом в комиссионных магазинах на Арбате, на улице Горького или у знакомых по случаю. Лариса Аполлоновна умилялась благородному негодованию собачки и уверяла знакомых, что никогда не любила кошек и собак, вообще животных, а вот попалась ей настоящая собака – и стала как родной человек.