Девушки уже давно не слушали, а мастер Коровкин все говорил и говорил, и правы те, кто утверждал, что если он начнет говорить, то его не остановишь. Коровкин рассуждал о пользе и полезности труда на данном этапе исторического развития человечества вообще и данного, конкретного социального человека в частности. Поговорив так приблизительно с час, он направился в соседний кооперативный дом к штукатурам. Коровкин любил свою работу. Стоило ему в каком-либо уголке города в нерабочее время увидеть девушку в заляпанном краской и известью, мешком сидящем на ней комбинезоне, как проникался нежностью и острой какой-то любовью к ней. Смело спрашивал: из какого СУ?
Девушки принялись красить; вначале они работали в одном подъезде, на одном этаже, затем разделили этажи между собою, и работа пошла в темпе. Молчание то и дело нарушала Галина Шурина:
– Я закончила этаж! А ты, Маша?
– Кончено, хватит лодыря гонять!
– Молчи, догоняло, – ворчала в ответ Конова, которая не любила спешить ни в работе, ни в жизни и была очень недовольна, когда Галина Шурина ссорилась с мастером Коровкиным, который ей нравился за то, что никогда не торопил и не контролировал их работу.
– Маша, ты влюбилась! – крикнула Шурина с шестого этажа на третий. – Только честно, а то многие врут. Врут ведь все, курицы! Я в восьмом классе в одного преподавателя влюбилась, а он мне признался уже в десятом, когда я его разлюбила, когда я втюрилась в одного десятиклассника. Ты слышишь меня? Ты, Верочка, не слухай меня, потому что тебе не интересно. С Машей мы верные подруги, ей интересно. Правда, Маша?
– Да.
– Я вот поступлю в мясо-молочный институт, буду работать директором гастронома, вас, девочки, буду кормить каждый день – по одному торту «Киевский». Идет? А теперь давайте закругляться, в обед пойдем в магазин, поесть купим. Согласны?
В магазин за молоком и хлебом отправили Конову, а Шурина и Мария уселись на солнышке, выставили загорать ноги и принялись говорить, вспоминать. Больше говорила Шурина. Вспоминала мать, отца, брата и сестру, как объелась конфет шоколадных, как и что могла приготовить совсем из ничего, просто в пригоршнях – такое, пальчики оближешь.
– Влюбилась? – у Шуриной загорелись глаза, и она даже привстала, поведя руками.
– Нет, Галюша, свое я отлюбила. Я замужем была уж.
– Ты-и? Сколько тебе годов?
– Хватает годов мне, больше, чем тебе.
Шурина, пораженная признанием подруги, округлив глаза, глядела на нее, и глаза ее блестели горячим блеском.
– Скажи, как то у тебя вышло?
– Так и вышло, приревновал, – ответила Мария.