– Сколько я помню, ты всегда стонала от трудностей, – перебила ее Ирина голосом, который не выдавал желания продолжать разговор.
– Я жаловалась? Ты первый человек во всем мире, который меня не понимает! Остальные меня понимают. Как я могла жаловаться, Иринка, милочка ты моя, когда у меня здоровье – я сало ем свиное до сих пор! Священная моя душа, которая всю свою сознательную жизнь беспокоилась не о себе, хотя и это не помешало бы для здоровья, а о ближнем человеке.
– То ты не болела, то болела, – огрызнулась Ирина.
– Откуда у тебя такое страшное мнение? Не о себе я пекусь, а о тебе, думаю днями и ночами. Как ты дальше будешь жить, если мать родную, самого родного человека, человека со священной душою третируешь? Сердце мое разрываешь на самые мелкие кусочки. Вера у тебя ко мне пропала. Милочка Маруся, ты веришь в меня или тоже совсем свихнулась не в ту сторону? Скажи, веришь? Или для меня жизнь кончится, и нету больше ее вовсе.
– Тетя Лариса, успокойтесь, – расстроилась Мария, наблюдая, как мучится тетя, как твердит с придыханием слова «веришь», повторяет так, словно убеждена, что никто ей на самом деле не поверит и она хочет лишь убедиться в том, что ее мир действительно разрушился, жизнь потеряла всякий смысл.
– Тетя Лариса, верю я вам, только ради бога не волнуйтесь.
– Я тебе, милочка, – проговорила тетя Лариса, вытирая слезы, – вовек не забуду этой минуты, что бы со мной ни случилось. Никогда не забуду! Пусть мое сердце остановится, если забуду.
Ирина, не дожидаясь окончания причитаний матери, ушла в свою комнату, бросилась на тахту, включила магнитофон и заснула под дробные, громовые накаты ансамбля «Пот и слезы».
События, приносящие неприятности, обычно надвигаются со стремительностью непредугадываемой. До первого августа осталось всего два дня, а Мария достоверно видела свою полную неподготовленность.
Время неумолимо катилось в раз и навсегда установленном направлении, события развивались своей чередой. Ирине предоставили свободное распределение по той причине, что Лариса Аполлоновна не сидела сложа руки. И нужно решительно отметить не последнее обстоятельство: она не тот человек, который смог забыть о главном. Чем больше она ругалась с дочерью, тем сильнее разгорался костер желания доказать, что мать лучше ужасной дочери. Перво-наперво старшая Сапогова собрала все свои свидетельства – справки об окончании курсов повышения квалификации, об окончании дипломатических курсов. Лариса Аполлоновна, как известно, свидетельство об окончании дипломатических курсов называла дипломом.