Что я и сделала. Я упала на пол, неловко ударившись, и сидела там, слушая, ожидая, чтобы увидеть, есть ли кто еще в доме. Что-то я должна была сделать, прежде чем начну вламываться внутрь.
Очевидно, я могла бы вычеркнуть пункт "вор" из моего списка возможных в прошлом профессий. Если, конечно, я не была очень плохим вором.
Единственным звуком, который можно было услышать, было мягкое тиканье часов. Стояла тишина, и пахло старостью и лавандой. Эта комната создавалась как спальня, но кровать была только одна, и, очевидно, ей не пользовались. Что, вероятно, означало, что я не найду ничего в шкафу или небольшом комоде. Я все равно проверила их, на всякий случай. Ничего, кроме нафталина.
Пока я подходила к двери, мои шаги эхом отдавались от полированного пола. В комнате прямо напротив была ванная комната, со старой ванной и душем, достаточно большим для двоих. Главная спальня располагалась справа от меня, а кухня слева, в конце коридора.
Я оглянулась на ванную комнату, разглядывая душ. Интересно, сколько времени у меня есть? Вполне достаточно, чтобы помыться. Я не могу больше бегать голышом вокруг, напоминая какаю-то морскую тварь. Если, конечно, не хочу быть обнаруженной.
Кроме того, я, возможно, не замечала натертости песком, когда сидела на нем, но уверена, что муки вот-вот начнутся, и это будет неприятно.
- Остановка с извинениями, - пробормотала я, даже удивившись, как будто бы извиняться было моим хобби.
Я прошла в ванную. После быстрого горячего душа, который, кажется, раскрыл более десятка порезов и синяков, я вытерлась, а затем подошла к зеркалу.
Это было странное ощущение, увидев лицо я знала, что оно принадлежало мне, и тем не менее, не было воспоминаний, которые подтверждали бы этот факт. Потеря памяти была настолько полной, что часть меня не удивилась, если бы выяснилось, что я никогда не смотрелась в зеркало.
Мое лицо было узким и угловатым, с носом, который казался почти слишком большим, и рот, склонным к ямочкам. Мои глаза были зеленые, цвета глубокого океана, обрамленные длинными ресницами, черными, как и мои волосы. В ярком освещении ванной они отливали темно-зеленым и синим, которые, казалось, играли через черное, как будто само море поцеловало их.
Мой взгляд переместился на огромный черно-фиолетовый синяк, протянувшийся от моего виска щеке. Кто-то ударил меня по-настоящему сильно. Достаточно сильно, чтобы расколоть мой череп. Синяк и почти зажившая трехдюймовая рана на голове доказали это. Это могло также объяснить, почему моя память работает урывками.