Федор лежал с закрытыми глазами, но, услышав про женитьбу, приоткрыл один глаз.
– Ну и женитесь на здоровье, только не трогайте больше мой халат, – произнес фельдшер, на всякий случай отодвинувшись в сторону от слишком нервной гражданки. Не хватало, чтоб халат разорвала ему.
Даша увидела, тут же в машине рыдающую и бьющуюся в истерике женщину, как оказалось, она была женой соседа, который подорвался вместо Федора. Стало жалко ее. Но радость оттого, что Федор жив, переполняла ее и Даша улыбнулась. Лишь свою улыбку не посмела показать той несчастной. Она предназначалась для Федора.
– Что-то я не припомню, чтобы мы собирались пожениться… – сказал Федор, собираясь произнести кое-что насчет ее отъезда в далекую страну. Но Даша не дала ему договорить. Свой пальчик положила ему на губы, чтоб помолчал. Говорить будет она. А Федор – слушать.
– Ты просто забыл, – сказала она с улыбкой, погладив его по волосам.
– Но ты же ушла… – все-таки произнес он. Но Даша и тут проявила настойчивость.
– Я всегда была рядом с тобой. А все остальное тебе приснилось. Так же как и мне, – сказала она. И Федор не нашелся что-либо возразить.
– Что ты так смотришь на меня? – спросила она, принимая его улыбку за насмешку по поводу размазанной по лицу туши замешанной на слезах. – Не нравлюсь я тебе такая? Страшная я? Говори.
Федор покачал головой.
– Нравишься. Очень. Только вот…
Даша забеспокоилась.
– Что? Продолжай, прошу тебя?
– Только вот я теперь страшный. Видишь, что со мной сделали осколки асфальта? Все лицо изрезали. Врач сказал, останутся шрамы.
Даша улыбнулась опять. Теперь уже не собиралась свое счастье прятать ни от кого. И та женщина пусть видит. И разве виноват Федор в смерти ее мужа? Выходит, каждому, своя судьба. Просто, сейчас кому-то не повезло. И этим невезучим оказался ее муж.
– Милый. Да ты у меня самый лучший на свете, – сказала Даша и, наклонившись, поцеловала Федора в губы.
Добродушный толстяк фельдшер тоже улыбнулся, настолько все это показалось ему трогательным. Не каждый день можно видеть такое чудо. Парень от смерти ушел.
– А лицо у тебя, парень, до свадьбы заживет, – сказал он и, обернувшись на плачущую женщину, немного с грустью подумал о том, что как нелепо устроена жизнь и получается вот, кому радость, а кому-то печаль. Этих двоих, парня и девушку, сегодня беда обошла стороной, проявив к ним завидное великодушие и дав милость на жизнь.
Генерал Павлов никогда не считал себя чересчур порочным человеком. Все не без греха. Да и пробыть столько лет в разведке и остаться не запятнанным, мог только бюст Дзержинского, который хранился в его кабинете на полке. И то уборщица ежедневно обтирала его от пыли. А Павлов не бюст, а живой человек. А живому человеку, как известно, хочется многое. Поэтому, получая от Академика огромные суммы наличных денег, большую часть из них генерал пускал на личные нужды, строя шикарные загородные дома, чтобы потом, взяв короткосрочный отпуск, уединиться в одном из них с молодой красоткой. Скоро этих домов стало такое количество, что при всем своем могуществе Павлов уже по закону не имел права оформлять их на членов своей семьи. И вот тут он вспомнил о двоюродной сестре, живущей вдвоем с дочерью на окраине Москвы. Не хотелось втягивать родственницу в это дело. Тем более оформлять на нее уютный двухэтажный дом с огромным участком, но пришлось. При этом Павлов популярно объяснил сестре, что она – лицо подставное и быть полновластной хозяйкой там не может. Но иногда ей дозволялось приехать туда на пару дней вместе с дочкой, погостить. Но не более того. Не хотелось, чтобы сестра видела его там с любовницей. Хоть и двоюродная, а все ж может настучать благоверной. Тогда скандала не избежать. Сестра, кажется, ничего, женщина с понятием. А вот дочка ее, семнадцатилетняя Полинка, не хочет понять, откуда им привалило такое счастье, и стала частенько наведываться в деревню. Сначала на электричке, благо с Ярославского вокзала езды чуть побольше часа, а потом сестра купила дочери старый «Жигуленок».