И направился к двери. Лишь на пороге, не оборачиваясь, пробурчал:
– Завтра вас примет Канцлер!
Ну Канцлер так Канцлер… Какая разница! А майор, кажется, недоволен решением начальства! На его роже явственно читалось, что лично он предпочел бы пыточную… Интересно, почему Канцлер решил начать знакомство с пленником «по-хорошему»? Надеется на добровольное сотрудничество? Но я же, по их «понятиям», недочеловек! Или в таких случаях допускаются исключения?
Когда я вышел из душа, на столе уже был сервирован ужин. Мясо, что-то типа пшеничной каши, хлеб и вино. Ножа, правда, не дали, но трехзубая вилка имелась. Причем как бы не серебряная! Насытившись, долго стоял у окна с бокалом вина в руке, рассматривая неплохо освещенный фонарями ночной город. Темное, с едва светящимся пятном естественного спутника (второй еще не взошел), небо изредка перечеркивали зигзаги прожекторных лучей. Неужели птеродактили и по ночам пошаливают? Странно…
* * *
…Массивная деревянная дверь с начищенной медной ручкой с тихим щелчком захлопнулась сзади, и я в сопровождении двух конвоиров оказался в кабинете. Первое, что бросилось в глаза, – огромный парадный портрет Гитлера, занимавший почти всю стену напротив. Фюрер гордо позировал в серой шинели, в непременной повязке со свастикой повыше локтя и в форменной фуражке на фоне развевающегося нацистского флага. Пересекавшие картину и золоченую раму многочисленные трещинки и общая потертость свидетельствовали о том, что это, несомненно, оригинал родом из того еще рейха. Художник был явно мастером – фюрер выглядел очень натурально, почти живым. Особенно глаза… Невозможно было оторвать взгляд от них…
– Я тоже нередко часами вглядываюсь в его глаза… Как будто задаешь волнующие тебя вопросы и иногда получаешь ответ. – Скрипучие звуки старческого голоса оторвали наконец мой взгляд от изображения на стене, и я обнаружил за столом под ним высокого пожилого человека практически в такой же форме и с точно такой же повязкой на рукаве, как и фигура на портрете. Да и взгляд у него по пронзительности ничуть не уступал гитлеровскому.
– Картина, между прочим, принадлежит кисти Генриха Книра, одного из величайших художников Третьего рейха! Садитесь, Валерий! – Хозяин кабинета указал на одиноко стоящий в паре метров от стола стул с высокой спинкой. – Позвольте представиться – Канцлер Четвертого рейха Рудольф Рихтер.
– Валерий Кожевников, – представился, в свою очередь, я и, углядев на столе кучку отобранных у меня предметов и документов, добавил: – Впрочем, вам это уже известно.