В опустившейся на Гамбург ночной темноте конница скопилась на площадке рядом с воротами, которые воины тут же закрыли, чтобы крестоносцы не ударили нам в тыл. Я окинул взглядом большой торговый город, который был переполнен вражескими воинами. Затем перегнулся через стену, отметил, что воины готовы к бою, взмахнул рукой и выкрикнул:
- Вперед! Не щадить никого! Жгите все! Сотники, главную улицу пока не трогать, а то назад не отойдем! В серьезный бой не ввязываться! Берегите силы, нам еще через вражеский лагерь прорываться! Начали!
Меня услышали. Подле ворот осталось два десятка воинов, а остальные славянские всадники, убивая всякого, кто попадался на их пути, разлетелись по окраинам Гамбурга. В жилые дома, трактиры и хозяйственные постройки полетели огненные смеси и факела. Город начинал загораться, операция по-прежнему шла по плану, и я оглянулся. За стенами тоже было весело. Там горели обозные телеги, метались между огнями предназначенные на убой коровы и овцы, было слышно бряцанье оружия и ржание коней, и на фоне разгорающихся пожаров через лагерь крестоносцев двигались плотные темные треугольники конных дружинников и варяжской пехоты.
'Елки-моталки! - мысленно воскликнул я. - Издалека эти треугольники, словно танки, нечто темное, приземистое, отблескивающее металлом и плюющееся огнем. Шикарное зрелище, жаль, видеокамеру еще не придумали или на худой конец фотоаппарат'.
- Язычник, - неожиданно обратился ко мне имперский граф, - тебе доставляет удовольствие видеть, как умирают католики?
- Нет, - я решил ему ответить, и качнул головой, - не католиков, а врагов. Мне все равно кто вы по вере и по национальности. Можно жить в мире, растить детей, налаживать хозяйство и радоваться каждому прожитому дню, благо, места, ресурсов, воды и чистого воздуха на земле еще много. Но нет, вы хотите навязать нам свою веру и завладеть венедскими землями, и за это расплачиваетесь. Нам, конечно, тоже достанется, слишком вас много, и потери среди венедов будут огромными. Но мы готовы к вашему приходу и потому добро пожаловать в ад, Сигурд Плитерсдорф. Все это, - рукой я указал на горящий город, - только начало, а когда вся ваша орда придет в венедские леса, вот там-то вы и познаете, что такое ярость славян.
Плитерсдорф помедлил и задал новый вопрос:
- А ты, действительно, отпустишь меня?
- Да, ведь я обещал, а мое слово очень дорого стоит.
- И когда я смогу уйти?
- Можешь покинуть меня прямо сейчас, тебя никто не держит. За сына пришлешь четыреста кельнских марок серебром. Сроку тебе два месяца. Как и через кого можно передать выкуп помнишь?