— Добрый день, Джек.
— Скажите лучше: «Бонжур, Жак», отец Эд, чтобы заложники увидели вашу французистость. И заодно перекреститесь несколько раз, чтобы подчеркнуть свою католичность.
Отец Эдуард де Жекс с удовольствием перешёл на французский и повысил голос:
— До конца дела у меня будет ещё не один повод перекреститься. Мон Дьё, это все заложники, каких вы сумели взять? Они же евреи.
— Знаю. Как свидетели они тем более ценны, что не питают пристрастия ни к одной из сторон.
Нос отца Эдуарда де Жекса являл собой великолепную несущую конструкцию для ноздрей, которыми можно было втягивать пробки. Сейчас он пустил их в ход, засопев на евреев, потом сбросил плащ, так что те увидели иезуитскую рясу с распятием на груди, чётками и прочими католическими регалиями. Евреи, пребывавшие до сих пор в блаженной уверенности, что возня с тросами — часть работ по рутинному поддержанию Монумента, теперь не могли решить, изумляться им или трепетать. «Мы пришли полюбоваться видами, — словно говорили они, — и не ждали инквизиторов».
— Где монеты? — спросил де Жекс.
— Когда вы поднимались, вас едва не сбил с ног индеец, спешащий вниз?
— Oui.
— Когда вы следующий раз его увидите, он будет с монетами. А теперь, если позволите, я хотел бы взглянуть на реку.
Джек обошёл де Жекса и поднял подзорную трубу, но тут же вновь опустил её за ненадобностью. Баржа дрейфовала с отливом и преодолела примерно треть расстояния до Тауэрской пристани. На палубе шли уже знакомые манипуляции с верёвками и ракетами. Что до шлюпа, он двигался к Тауэрской пристани, неся французский флаг на виду у всего Лондона. Если бы Джек удосужился глянуть в подзорную трубу, он увидел бы тросы, кошки, мушкетоны и прочий абордажный инвентарь.
Оставался вопрос: видят ли это из Тауэра? Что, если Джек закатил банкет, на который никто не явится?
За его спиной де Жекс, как всякое надзирающее лицо, задавал дурацкие вопросы:
— Джимми, что ты думаешь?
— Думаю, слишком много зависит от того, как всё повернётся в Тауэре, — буркнул Джимми.
Де Жекс обрадовался случаю поддержать маловеров пастырским словом:
— Да, с виду Тауэр неприступен. Однако тебе, как человеку неграмотному, недостаёт исторической перспективы. Знаешь ли ты, Джимми, кто был первым узником Тауэра?
Джимми подумал, не столкнуть ли де Жекса с площадки, но рассудил, что ответить, пожалуй, проще.
— Нет, — буркнул он.
— Его святейшество Ранульф Фламбард, епископ Даремский. А знаешь ли ты, Джимми, кто первый бежал из Тауэра?
— Понятия не имею.
— Ранульф Фламбард. То было в лето Господне тысяча сто первое. С тех пор мало что изменилось. Из Тауэра не бегут не потому, что он так надёжно охраняется, а потому, что узники, английские джентльмены, считают неприличным его покидать. Если бы Тауэр охраняли французы, наша затея была бы обречена на провал.