— Вы предлагаете мне стать республиканцем?
— Я полагаю, что вы уже республиканец.
— Хм… отсюда один шаг до пуританства.
— У пуританства есть свои преимущества — мы не настолько под каблуком у женщин.
— Это потому, что вы самых интересных вешаете!
— Я слышал, что вы близки с дамой из уважаемого семейства.
— Как и вы. Разница в том, что я со своей сплю.
— Говорят, она исключительно умна.
— Моя или ваша?
— Обе, Роджер, но я говорю о вашей.
И тут маркиз Равенскар сделал очень странную вещь — поднял бокал и принялся вертеть, чтобы свет из окна упал нужным образом. На стекле кто-то нацарапал алмазом строчки, которые Роджер и прочитал с жуткими подвываниями, которые были не то дурным пением, не то дурной декламацией:
К ногам прекрасной Бартон Купидон
Оружие почтительно кладёт,
Свой забывает на Олимпе трон,
Близ восхитительной теперь живёт.
Столь схожа с ней богиня красоты —
Но ярче даже той не просиять —
Се, увидав любезные черты,
Сын принял нимфу за Венеру-мать.
К тому времени, как он добрался до середины, несколько завсегдатаев за соседними столами подхватили мотив (если это можно назвать мотивом) и принялись подпевать. Закончив, все вознаградили себя употреблением спиртного.
— Роджер! Я и помыслить не мог, что какая-нибудь женщина подвигнет вас писать стихи, пусть даже чудовищные.
— Их чудовищность — доказательство моей искренности, — скромно ответил Роджер. — Будь стихи великолепны, кто-нибудь заподозрил бы, что я написал их из желания похвалиться умом.
— Что ж, вы и впрямь свободны от таких обвинений.
Роджер помолчал несколько мгновений, потом приосанился и оправил парик, как будто собрался произнести речь в парламенте.
— Сейчас, когда внимание всех честных людей приковано к перипетиям престолонаследия, думаю, настал час принять дорогостоящий и заумный законопроект!
— Касательно долготы?
— Можно учредить премию для того, кто придумает способ её измерять. Большую премию. Я поделился своей мыслью с сэром Исааком, сэром Кристофером и Галлеем. Все поддержали. Премия будет очень большой.
— Если они вас поддержали, Роджер, то зачем вам я?
— Пришло время Институту технологических искусств Колонии Массачусетского залива — который я так щедро поддерживал — сделать что-нибудь полезное!
— Например?
— Даниель, эту премию должен получить я!
Лондон. Конец февраля 1714
Даниель летучей мышью завис в мансарде, присматривая за тем, как Анри Арланк упаковывает научный хлам в ящики и бочонки. Этажом ниже сэр Исаак Ньютон вышел из комнаты и двинулся по коридору, продолжая разговор с двумя молодыми спутниками. Даниель выглянул на лестницу и едва успел приметить Исаакову ногу, прежде чем та исчезла из виду. Один из говорящих был шотландец, очень темпераментный; он горячо соглашался сделать то, о чём, видимо, просил его перед этим Исаак.