Неизведанными путями (Пичугов) - страница 3

А в городе начались демонстрации, и, несмотря на запрет, фронтовики хлынули из казармы на улицу, увлекая за собой остальных солдат. У всех было какое-то радостное, праздничное настроение, все чувствовали, что свершилось что-то большое, но что именно, толком никто не знал.

Вскоре мы узнали, что в пермском цирке проходят собрания и митинги. Многие солдаты начали похаживать туда. Стал бывать там и я. Митинги в цирке шли с утра до ночи, на трибуне сменяли друг друга ораторы разных партий. Публика реагировала очень бурно, подкрепляя выступления ораторов гулом одобрений или протестов. Вначале я, как и большинство участников митингов, аплодировал тем, кто красиво и «зажигательно» говорил. Такие ораторы казались мне самыми настоящими революционерами.

В армию я попал, имея за плечами трехлетнюю сельскую школу и девять лет тяжелого труда батрака и рабочего. Военная служба дала мне знание воинских уставов и научила титуловать царя, царицу, наследника и четырех царских дочерей. Хотя на фронте за боевые отличия меня и произвели в подпрапорщики, так как я был награжден четырьмя георгиевскими крестами, но происходящие события я понимал немного лучше, чем большинство солдат, с которыми я жил в казарме.

Стараясь разобраться в происходящем, я стал читать газеты, листовки и брошюры, какие только мог достать, но от этого чтения в голове только все путалось.

В это время я познакомился с солдатом соседней 10-й роты большевиком Каминским, который помог мне во многом разобраться.

Каминский был вольноопределяющимся (так назывались в старой царской армии солдаты, имевшие среднее или высшее образование; в отличие от других солдат у них был на погонах крученый трехцветный кант из белого, черного и красного витков). Без сомнения, Каминский был образованным человеком и мог бы поступить в военное училище или школу прапорщиков и стать офицером, но, видимо, из-за своих политических взглядов не попал туда и остался рядовым. От офицеров он держался подальше, не в пример другим «вольноперам» (так язвительно называли солдаты эту категорию людей), но был прост и доступен для нас, серых, малограмотных солдат, и мы часто обращались к нему запросто с самыми различными вопросами. Говорил он мало, но каждое слово его крепко оседало в душе бесправных и забитых солдат. Каминский был первым моим учителем, который умел видеть не только внешнюю сторону явлений, но и внутреннее содержание их.

Постепенно я стал разбираться даже в речах ораторов: я уже знал, что если оратор защищает Временное правительство и ругает большевиков, то это наверняка меньшевик или эсер. Благодаря Каминскому мои симпатии уже твердо были на стороне большевиков, потому что они требовали кончить войну и передать землю крестьянам, а заводы и фабрики — рабочим. Иногда я просто удивлялся, насколько верно большевики передавали мои собственные желания и стремления, которые я тогда еще, пожалуй, и не смог бы ясно выразить.