Но времени не было. Временной разрыв между моментом выстрела и появлением Вовы в больнице не должен превышать разумных пределов.
И Марта поторопила Гольдмана:
— Ну, Боренька, выбор за тобой. Вова на дно ляжет, ищи ветра в поле. Отдуваться тебе придется.
— Дай мне выпить, — хрипло попросил Гольдман.
— Не дам, — усмехнулась Домино. — Решение должно прийти на трезвую голову. Чтобы потом не говорил — напоили-одурманили злые дяди-тети.
Гольдман не понимал, к чему ведет Марта, но догадывался, что, пока его не было, любовница успела найти выход из тупиковой ситуации. И догадывался, что сейчас ему придется просить. Просить, как никогда и ничего ранее.
— Марта… прости меня, мой ангел…
— За что? — Женщина изобразила удивление.
— Я вел себя как последняя скотина. — Борис Аркадьевич был достаточно опытным переговорщиком, он знал, что, прежде чем молить об услуге, следует покаяться в прошлых грехах. Предупредительное раскаяние настраивает оппонента на уступки и избавляет просящего от лишних упреков. — Я… — вякнул Борис Аркадьевич.
— Ты в радостях забыл о стволе, — перебила его Марта. — Отлегло от задницы, Боренька, ты и обрадовался, голову потерял. Так?
Борис Аркадьевич понуро кивнул.
— А мы с Вовой не забыли. Мы с Вовой подумали, что скажет господин Гольдман, когда его ствол на мокрухе всплывет.
— Я… я… думал, потом…
— А потом ствол с хвостом! — прорычала Марта. — С мокрым! Ты думал, из твоей пушки пули не вылетают?! Думал, растворится волына в киселе?! Нет, мой дорогой. Подберет пистоль шаловливая ручонка и повесит на тебя пару жмуриков.
— Боже, — простонал Гольдман и закрыл лицо руками. Сам себе он напоминал узника, которому обещали помилование, но потом сколотили под окнами виселицу. — Что же делать, Марта?!
— Сидеть и думать, — жестко приказала Марта. — Но быстро, пока Вова от потери крови не умер.
Борис Аркадьевич обернулся, глянул на Гудвина, сморщился от его жалкого вида и проскулил:
— Вова, она нас действительно убить хочет?
Гудвин изобразил гримасу — сам видишь, — и откинул голову на спинку кресла, на светло-бежевой кожаной обивке которого уже расплывалось подтеками огромное красно-бордовое пятно.
— Обрати внимание, Боря, — едко попросила Марта, — рана у Вовы в левой половине груди. Еще бы чуть-чуть… — Домино звонко щелкнула пальцами, — и венок герою…
— Спасибо, Володя, — выдавил Гольдман.
— Спасибо, не красиво, — пробормотала Домино. Разговор затягивался, а Борис Аркадьевич все не подходил к главному — к мольбам о помощи.
Прикурив тонкую длинную сигарету, Домино увеличила темп: — Как быстро, Боря, ты сможешь уехать за границу? Сейчас сможешь?