– Почему ты не сказала о ней отцу?
– Первое время я была в таком горе, что не думала о тетради, потом родились вы. Если бы не тот случай с Полем, то я и не вспомнила бы о записях Себастьена. – Соланж посмотрела в глаза дочери. – Мадлен, ты должна поклясться мне, что никогда не откроешь правды Жану-Анри. Он боготворит Поля и не перенесет известия, что тот является убийцей его отца. Кроме того, обещай, что не отдашь эту тетрадь отцу. Прости, что взвалила на тебя всю тяжесть моей тайны, но мне больше некому довериться.
– Я сделаю все, как ты хочешь, мамочка. – Мадлен обняла Соланж. – Я люблю тебя.
– И я люблю тебя, детка.
Мадлен вернула тетрадь в тайник и, раздевшись, забралась под одеяло. Сон не шел. Множество мыслей одолевали ее. Воспоминания о матери, ненависть к отцу, жалость к ничего не подозревающему брату.
В дверь тихо постучали. Мадлен, приподнявшись на подушках, спросила:
– Кто там?
– Это я, Жан-Анри. Открой, мне необходимо с тобой поговорить.
Самолет плавно поднялся в воздух, и Фрея расслабленно откинулась на спинку кресла. Месье Юбер что-то говорил ей о наследстве и документах, но она была не в состоянии вникать сейчас в какие бы то ни было юридические тонкости. Очевидно заметив это, Габриель, расположившийся напротив, рядом с уснувшим сразу же после взлета Майклом, склонился к ней и спросил:
– Вы уже бывали во Франции?
– Нет, – ответила Фрея, покачав головой. – Но я всегда мечтала о подобном путешествии.
– Вам понравится, – уверенно заметил он. – Здесь каждый находит то, чего ему недостает в жизни.
– Значит, и я смогу найти? – Молодая женщина шутливо улыбнулась.
– Интересно, а чего вам не хватает? – ответил вопросом на вопрос Габриель.
Фрея задумчиво молчала. Она знала, что сказать собеседнику, но не решалась произнести это вслух. Желание было слишком личным, для того чтобы о нем стоило говорить кому бы то ни было, даже этому красивому темноволосому мужчине с удивительно проницательным взглядом.
Молодая женщина мечтала о любви. Ей хотелось быть необходимой словно воздух, желанной, словно прохладная вода в жаркий день, притягивающей, словно огонь костра в прохладную ночь.
– Вы молчите, – прервал ее размышления Габриель. – Означает ли это, что вы абсолютно счастливы и вам нечего желать?
– Конечно нет. Просто мне кажется, что мечта подобна диковинной птице – случайное слово может ее спугнуть. А мне этого не хотелось бы.
Фрея задумчиво отвернулась к иллюминатору. И Габриель, поняв, что «ступил на запретную территорию», откинулся на спинку кресла и замолчал.
Его безумно интересовало, что за тайну скрывает сидящая перед ним молодая женщина. А в том, что тайна есть, Габриель нисколько не сомневался. Слишком часто ловил он на ее лице тень печали. Кроме того, присутствие молодой англичанки и радовало, и одновременно раздражало его. Радовало, оттого что впервые сердце так учащенно билось при одном взгляде на нее. И раздражало, что он, по-видимому, не вызывал у женщины ответных чувств. Больно уж она независимая, эта мадам Нортон.