Спираль отчуждения закручивалась все сильнее. Где и когда была дана точка отсчета обоюдному неприятию, вспомнить никто не мог. Вполне возможно, они давно бы уже разбежались, но что-то продолжало держать их вместе. Вряд ли это были дети, так как с рождением каждого последующего ребенка они отдалялись друг от друга все больше и больше.
Скорее всего, это был страх. Страх одиночества. Он присущ многим семейным парам, прожившим долгие годы вместе. В какой-то момент наступает пресыщение и усталость от совместной жизни. Кто-то расстается, а кто-то продолжает жить по инерции. Возможность же развода вгоняет в дикую панику, потому что люди не привыкли к одиночеству. Сама мысль о том, что дома больше тебя не ждут, вызывает нервную дрожь и заставляет и дальше терпеть присутствие изрядно надоевшей второй половины.
Мила посмотрела на часы и поднялась с дивана:
— Ну все, Ирусь. Мне пора. Надеюсь, ты сегодня придешь.
— Конечно, приду, — решительно кивнула Ирина, не желая пропустить возможность познакомиться с интересной женщиной, а заодно и немного проветриться.
Ирина проводила взглядом удаляющуюся фигуру подруги и попыталась представить, как же выглядит знакомая Милы. Ей почему-то казалось, что это непременно должна быть немного полная, ярко-рыжая женщина с густо подведенными глазами, с толстым слоем тонального крема на лице. Алая помада и короткая юбка довершали этот виртуальный образ. Ничего другого почему-то в голове не возникало.
Дабы вечером не ударить в грязь лицом, Ирина решила привести себя в порядок. В последнее время она совсем забыла, что все-таки женщина. Ира настолько устала от ежедневного макияжа и неудобной одежды, которую приходилось надевать в Москве, что так и не достала из чемодана косметичку и модные тряпки, а обходилась лишь мылом, дешевым увлажняющим кремом и двумя хлопковыми сарафанами.
Она вылезла из гамака и по привычке, сформировавшейся за долгие одинокие вечера, посмотрела вслед вечерним ускользающим солнечным лучам.
Ирина любила одиночество. Это не было для нее пыткой или мучением. Как, впрочем, и для большинства многодетных матерей, которые с раннего утра и до поздней ночи слышат требовательные крики своих чад. Одиночество было для Ирины спасением. Оно позволяло ей не думать ни о детях, ни о муже, ни о еде, одежде или других бытовых вопросах. Оно давало возможность думать о себе, а это было уже само по себе счастье.
Первое время в редкие минуты покоя Ирина по инерции продолжала разбираться в чужих проблемах, но затем научилась ценить эту бесценную возможность тишины и начала мечтать. Казалось бы, о чем мечтать женщине ее возраста и возможностей? Однако мечты покидают человека лишь в последние минуты его земного существования. До тех же пор он грезит о лучшей жизни. Причем почти всегда скрывая свои мысли от окружающих, в первую очередь от родных…