Авдотья и Пифагор (Гольман) - страница 25

– Я скоро приду, — сказала Дуняша Никандрычу.

– Не торопись, — буркнул тот. — Дороги пустые, долетим мигом.

– Спасибо, — поблагодарила девушка.

Родной подъезд не поменял внешнего вида. Обшарпанные, небрежно покрашенные синей краской стены, щербатые бетонные ступеньки и раньше-то ремонтом не баловали, а кто же теперь, перед грядущим сносом, будет ремонтировать?

Запахи тоже остались прежние. У входной двери тянуло сыростью из подвала. Большой висячий замок преграждал туда дорогу бомжам, однако не являлся препятствием для запаривания от худых систем отопления и для специфического кошачьего запаха.

В детстве они с Пифом не раз проникали в запретное темное пространство и даже однажды набрели на только что родившихся котят. Пиф, разумеется, сразу захотел оказать им первую помощь, но мамаша, дворовая трехцветная кошка, была против. Она так яростно шипела и поднимала лапу с выпущенными когтями, а глаза так страшно сверкали в свете их фонариков, что Дуняша сумела уговорить Пифа отказаться от затеи. Так и выросли тогда котята, не познав добрых рук местного Айболита. Выросли, кстати, вполне здоровыми.

Странно — подъезд и раньше не казался Дуняше роскошным помещением, но ведь и убогим не казался! Сейчас же все это постсоветское «великолепие», сдобренное не только ароматом сырости и кошек, но и запахом человеческой мочи (дом стоял недалеко от гастронома), сильно действовало на нервы. Особенно в сравнении с благолепием кураевских интерьеров.

Да уж, не на пустом месте строит свои теории Никандрыч: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. И не только кушать, но и красиво одеваться, в хороших местах отдыхать, на приличных машинах ездить. Эх, еще бы не с Маратом и его родителями…

Вот и знакомый звонок: обычная круглая кнопка на коричневом косяке.

Мама открыла дверь, и снова захотелось плакать — у нее было такое усталое лицо и такие испуганные родные глаза.

– Ты что, доченька? — Она обнимала Дуняшу двумя руками, а ее лицо было на уровне дочкиных плеч — девушка была еще и на каблуках. — Что случилось?

– Ничего не случилось, — всхлипывая, попыталась успокоить маму.

В итоге ревели обе, только теперь сидя на стареньком диване и по-прежнему обнявшись.

Дуняша успокоилась первой. Она ни на секунду не забывала, что ей еще возвращаться к проницательным родственникам.

Умылась, подкрасилась. Плакать больше не хотелось.

– Так что же случилось, доченька? — как-то безнадежно переспросила мама.

– Честное слово, ничего, — поспешила ответить Дуняша, физически ощущая давящую мамину тревогу.

– А почему же плачешь?