Качели для нас с Машкой превратились в дискуссионный клуб.
— Дуреха, — говорю я о Лильке, — приревновала своего Игорька к какой-то девке.
— Почему сразу дуреха, — фыркнула Машка. — Она же его любит, наверное. Вот и ревнует. Кто любит, тот всегда ревнует.
— Знаю, — сказал я, показывая свою осведомленность. — Не раз слышал, как предки на эту тему общались.
— Миша, — нахмурилась Маша, — как ты так можешь?
— Чего еще? — не понял я.
— Что за слово «предки»? Разве так можно о родителях?
— А ты не называешь своих родителей предками? — спрашиваю удивленно.
— Никогда.
— Не знаю, — пожал я плечами, — у нас многие в классе так говорят. А что ты в этом слове нашла неприличного? Они и есть наши предки. Некоторые называют своих родителей стариками. Но мне это слово не нравится. Посмотри на наших мам. Разве можно их назвать старухами? Им еще в «Плейбое» сниматься можно.
— Фу, Миша, чем больше я тебя узнаю, тем больше ты… мне… кажешься…
— Кем? Кем это я тебе кажусь?
— Не знаю, — стушевалась Маша. — Ну, как бы тебе сказать, это… ты слишком фамильярен, что ли…
— Маш, ну чего ты выдумываешь? Я смотрю на тебя, ты как не от мира сего, как говорит моя бабушка. Такое впечатление, что ты не в седьмой класс перешла, а только в третий. Мы же уже взрослые с тобой.
— Ты так думаешь? — смутилась Маша.
— Ну а чего тут думать? Тебе уже тринадцать лет. Мне тоже скоро исполнится. Нам же в следующем году паспорта выдадут. Конечно, взрослые.
— Ты знаешь, Миша, а мне не хочется взрослеть. Вот раньше, еще год назад, мне поскорее хотелось стать взрослой. Я даже курить пробовала, но мне ужасно не понравилось. Такая гадость.
— Я тоже пробовал…
— И что?
— Ничего. Согласен — гадость еще та. Я решил, что даже когда стану взрослым, курить не буду.
— Это очень вредно, — говорит Маша.
— Даже не из-за вредности. Просто курильщикам приходится нелегко. Все их гонят, попрекают, ругают. Ты представляешь, папу в Швейцарии (мы катались там на лыжах) чуть полиция не арестовала. Мы поднимались в горы, и он хотел закурить в подъемнике. С нами в кабине ехала местная жительница. Она, как увидела, что отец достал сигареты и собирается закурить, такой хай подняла. Папа ей показывает, мол, я в окошко, а она кричит: нихт-нихт-нихт! Выходим наверху, к нам тут же подходит их полицейский и начинает папе что-то говорить. Я тогда еще не понимал, что он говорит…
— А сейчас понял бы? — съязвила Машка. — Ты же английский учишь.
— Не только, — отвечаю гордо. — С пятого класса мы учим два языка. Второй на выбор. Мой друг Юрка выбрал итальянский. А мне родители посоветовали немецкий.