Гостиница из красного дерева осталась позади. Наш дальнейший путь лежал по живописной дороге, петляющей между холмов. Автомобиль затрясся по грязным ухабам, и его белый капот сразу потемнел.
К тому времени, как мы достигли широкой площадки на вершине холма, над верхушками сосен поднялась луна, и ее лучи осветили высокий серый дом с башнями, торчавшими, словно настороженные собачьи уши.
Я выбралась из машины и остановилась, глядя на освещенные окна, башенки и высокие балконы. В моей памяти ярко вспыхнул отпечаток картины, увиденной в галерее Гленна. Я не хотела вспоминать о ней, но чувствовала, что, видимо, никогда не освобожусь от ужасного впечатления, которое она на меня произвела. Глядя на эти окна, я словно воочию видела страдающие лица людей, которые, прижавшись к стеклу, пристально всматриваются в меня.
— Это твоя сестра нарисовала ту картину, да? — спросила я, наконец разгадав едва заметные инициалы. — Ту, что я видела в твоей галерее?
Еще никогда Гленн не разговаривал со мной так резко.
— Прекрати, Дина! — воскликнул он. — Гленда не имеет к нам никакого отношения. Та картина — просто фантазия. Иногда у нее в голове возникают подобные образы. Забудь об этом. «Высокие башни» ждут нас.
Наоми, должно быть, услышала шум подъезжающей машины, так как парадная дверь была открыта и узкая полоса света лежала на веранде и широких ступенях. В освещенном дверном проеме стояла стройная фигура женщины, одетой в длинное серое платье, спускающееся почти до самого пола. Ее белые волосы были уложены в высокую прическу, а свет, падающий из холла, создавал вокруг головы мягкий ореол.
— Номи! — радостно закричал Гленн.
Он схватил меня за руку, и мы вместе поднялись по ступеням. Гленн заключил тетку в объятия и закружил ее по веранде. Она смеялась и шутливо бранила его, а потом долго с улыбкой смотрела на его лицо. Наконец, посерьезнев, Наоми повернулась ко мне.
— Добро пожаловать в «Высокие башни», — приветливо произнесла она. — Не будем стоять на холоде. Входите.
Мы последовали за ней по узкому коридору, ведущему вглубь дома. С любопытством оглядываясь по сторонам, я вдруг почувствовала благодарность к сестре Гленна за то, что она не отразила на своей картине интерьеры «Высоких башен».
Архитектор, построивший это здание восемьдесят лет назад, судя по всему, был поклонником просторных комнат и очень маленьких изящных переходов и лестниц. В огромном холле висела люстра викторианских времен, но лампочки в ее многочисленных ответвлениях были тусклыми, а многие из них вообще не горели, так что дальняя часть комнаты терялась в темноте.