«Спрашивается, зачем было интересоваться моим мнением и заводить весь этот спор, если ты как упертый индюк все равно талдычишь лишь свое и не соглашаешься со мной»? — злилась я, но решила смягчить ситуацию, все-таки негоже гостю обижать хозяина:
— Не буду спорить, Сауд. Я живу здесь совсем недавно и могла составить ошибочное мнение.
Шейху явно понравились мои слова. Хотя Сауд и говорил, что любит прямолинейных людей и страдает от обилия лжи и лицемерия, он настолько привык к повиновению и отсутствию несогласия, что невольно обиделся на критику. Назвать его лицемером язык не поворачивался. Он был просто жертвой устоявшихся традиций…
Я давно не была так безгранично счастлива. Наши отношения с Антоном наладились, хотя все еще оставалось некоторое напряжение, которое, я надеялась, со временем уйдет само по себе. Главное — не пытаться форсировать события, а время все расставит по своим местам.
Антон стал внимателен, спокоен, никогда не вступал в спор и старался делать для меня приятные сюрпризы. Мы много разговаривали, как никогда прежде, и делились мыслями и впечатлениями о книгах, кино, о событиях, происходящих в мире. Было очень забавно и увлекательно в один вечер обсуждать политическую ситуацию на Украине, а следующий — посвятить балету.
Началась какая-то новая, неизведанная, но очень красивая глава нашей жизни. Я видела и чувствовала, что Антон получает удовольствие от проводимых вместе вечеров. Иногда, взяв по бокалу красного вина и удобно устроившись на диване, мы читали друг другу отрывки из книг, которые произвели на нас впечатление. А затем с упоением и азартом спорили.
И даже если мы молчали, то нам все равно было хорошо. Мы научились ценить тишину. Тишину не мучительную, а ту, которая приносит удовольствие.
Мы полюбили рано на рассвете, когда солнце только пытается коснуться горизонта своими первыми лучами, гулять босиком по пляжу, взявшись за руки и наслаждаясь тишиной, спокойствием и друг другом.
Или, если Антону удавалось приехать с работы пораньше, садились вместе на балкон, заказывали свои любимые коктейли и наблюдали за закатом.
Но в последнее время Антон все чаще стал возвращаться уже за полночь. Я его ни о чем не спрашивала, потому что и сама видела, насколько он устает. Иногда Антон приходил домой совершенно обессиленный, бледный, вялый, словно выжатый лимон. Единственное, что мне оставалось, — переживать за него, поскольку шестое чувство подсказывало мне, что не все так гладко, как он пытается представить. Сердце сжималось от боли, но я боялась нарушить негласное обязательство не лезть не в свои дела.