Истерики не было, был страх — ведь рядом со мной никого, кто смог бы помочь.
«Какая же я глупая, что не согласилась переехать к родителям»! — в ужасе бормотала я. Сейчас бы, по крайней мере, не пришлось ползать в скрюченном состоянии по квартире и собирать сумку в роддом, которую я так и не сложила раньше, до последнего надеясь, что беременность сама собой рассосется, что все это сон.
Первым делом я позвонила своему врачу, который совершенно спокойным голосом заявил, что раньше чем часа через четыре к нему приезжать не стоит. На мои протесты он лишь ответил, что если я хочу ехать, то пожалуйста, но тогда роды у меня будет принимать дежурный врач. Услышав мои всхлипывания, он все же в конце меня успокоил, сказав, что раз у меня это первые роды, я все равно раньше чем часов через десять не рожу.
Я положила трубку и разрыдалась. Все мои усилия сохранить самообладание оказались тщетными. Размазывая по лицу слезы и шмыгая носом, я пошла принять душ, надеясь на то, что от теплой воды схватки ослабнут. И действительно, помогло. Монотонный шум льющейся воды действовал умиротворяюще. Постепенно я перестала всхлипывать и сосредоточилась на своих ощущениях. Было больно, но пока терпимо. Раз в пятнадцать-двадцать минут мое тело скручивало. От осознания того, что через пару часов боль станет совсем невыносимой, я решила, что лучше мне все-таки в этот момент быть в роддоме.
Выбравшись из душа, я вызвала «скорую» и стала ждать. Скоро за мной приедут. Волнение волнами накатывало и отступало, но истерики больше не было. Уже когда снизу позвонил врач, я ринулась к телефону:
— Милочка, извини, что разбудила, — протараторила я в трубку.
— Что, началось? — сонно спросила подруга.
— Да-да, — скорчившись от очередной схватки, выдавила я. — Ты можешь приехать ко мне в роддом? Мне одной страшно.
— Конечно, — сразу же согласилась Мила. — Куда ехать?
Как я ни старалась стойко сносить предродовые муки, силы мои были на исходе, и анестезиолог сделал эпидуральное обезболивание. Уже через двадцать минут мне полегчало, я почти смогла расслабиться и даже поговорить с Милой, которая все это время не отходила от меня ни на шаг.
Мила была единственным человеком, которому я позвонила перед тем, как поехать в роддом. Почему именно она? Наверное, потому что она совсем недавно сама стала мамой и лучше, чем кто-либо другой, понимала меня в этот момент. К тому же больше звать было особо некого. Мама бы жутко нервничала, чем раздражала бы меня. Неуместной посчитала я и чрезмерную активность Нонки. Мне хотелось, чтобы рядом со мной находился спокойный, уравновешенный человек, каким и была моя подруга Людмила.