– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро, дядя!
Холодный наклон гордой головы.
Большие, широко раскрытые карие глаза, безмолвно глядящие вверх из-под мягких каштановых кудряшек.
Вот так и пройдет все мое Рождество, уныло подумал он, здороваясь и направляясь к ним.
– Пустынный, белый мир, – сказал он, глядя поверх голов. – Похоже, ваших змеек засыпало, Каролина.
Она покачала головой и сделала жест рукой. Когда он глянул вниз, то действительно увидел змей – более длинных, чем вчерашние, – наметы на поверхности снежного покрова.
– Ах да, – кивнул он.
– Они направляются в ледяной дворец, – важно сказала малышка. – Где живет принц.
– Да, я вижу. Они собираются рассказать ему обо всем, чтобы он мог поехать и спасти принцессу.
Он совсем забыл волшебную страну чудес, рождаемую воображением ребенка, мир, в котором все, что угодно, могло превратиться во что угодно, и не было ничего невозможного. Он почувствовал, как на него внезапно нахлынула совершенно неожиданная и неуместная ностальгия по детству.
– Патриция собирается рисовать, сэр, – серьезно доложил Руперт. – Она хорошая художница. А я хочу попрактиковаться в каллиграфии. Когда я пишу, то сажаю слишком много клякс, да и буквы у меня получаются разного размера.
– Но он старается, дядя, – немедленно вклинилась Патриция. – И у него уже получается гораздо лучше.
Виконт глядел на них, на храброго маленького восьмилетнего мальчика, который отважно старался быть мужчиной и игнорировать снег за окном, и преданного семилетнего рыжика, грудью ставшего на защиту брата от возможного гнева дяди по поводу клякс или неровного письма.
Что-то подобное почувствовало и его сердце, дрогнувшее в груди.
Он встретился взглядом с леди Карлайл и в упор уставился на нее. Она не отвела глаз.
– Оставляю это на вас, – небрежно бросила она. – Правила обычно устанавливают мужчины.
Он посмотрел вниз на запрокинутые лица его племянника и племянниц, лица, на которых не было и проблеска надежды, одно только кроткое смирение с тем, что случилось и должно случиться.
Он стиснул руки за спиной.
– Неужели живопись и чистописание действительно привлекают кого-то больше, чем вылазка во двор, чтобы побарахтаться в снегу, слепить снеговика, понаделать снежных ангелов и покидаться снежками? – спросил он. – Если это так, то мы о ней забудем. Но я бы, например, сожалел о таком выборе.
Самая маленькая глядела на него, не меняя выражения личика. И почти болезненная надежда зародилась в глазах двух старших.
– Милорд… – казалось, няню хватит удар.
Вскинув брови, виконт повернулся к ней. Он бесстыдно использовал свои самые надменные, самые аристократические манеры: