Оттолкнув его, Валя убежала к подругам.
Но вот гости стали постепенно расходиться. В горнице все еще висел синий табачный дым, смешанный с запахом обтаявших свечей, когда в доме наступила тишина.
Виктору очень хотелось проводить Валю, несмотря на то, что в этом, казалось, не было надобности: она и Юрий возвращались домой вместе.
— Мы вас проводим — я и Виктор. Хорошо? — смело предложила Таня и лукаво взглянула на брата.
Они шли по устланной мягким снежным ковром улице, среди голубоватого сияния матовых фонарей, осыпаемые роем порхающих снежинок. Легкий мороз пощипывал их разгоряченные лица.
Желая выиграть время, чтобы не прийти к дому Якутовых вместе с Таней и Юрием, Виктор увлек Валю далеко вперед.
Он бережно поддерживал ее под локоть, а она намеренно скользила по утоптанному снегу своими резиновыми ботиками, опираясь на Виктора всем телом, и смеялась. Валя казалась ему прекрасной. Снежинки сверкали на ее пуховой шапочке, на ресницах, на розовых, как у куклы, щеках. Они болтали безумолку и не заметили, как подошли к дому.
— Как хорошо, что мы опять встретились, — сказал Виктор.
— И это совсем не то, что было тогда, в школе… Помнишь? — переходя вдруг на «ты», спросила Валя. — Школу, где мы учились, еще не забыл? Советую тебе заглянуть в нее хотя бы для того, чтобы вспомнить, как ты один раз больно дернул меня за косу…
— Неужели? — ужаснулся Виктор. — Не может быть!
«Неужели это она, та самая, которая станет для меня такой же близкой, как Кето для Алексея?»— подумал он.
Валя стояла на ступеньках, чуть повыше его. Увидав на ее ботиках налипший мокрый снег, Виктор подумал: «У нее могут озябнуть ноги».
И ему захотелось прикрыть их своей шинелью.
4
В комнате Тани стояли ее кровать, маленький столик с овальным зеркальцем и фарфоровыми безделушками, детское кресло, в котором теперь сидела наряженная в шелковое платье кукла с прозрачными стеклянными глазами.
На письменном столе лежали толстый, как кирпич, «Курс нормальной анатомии» и учебник хирургии. Отдельной горкой возвышались книги-любимицы, их Таня перечитывала помногу раз: «Овод», «Как закалялась сталь», «Том Сойер». Любовь к ним не проходила, а приобретала особенный, полный какой-то невыразимой прелести смысл. Но рядом с ними уже лежали выделенные в особую аккуратную стопку «Анна Каренина», «Мадам Бовари», тургеневская «Первая любовь». К ним уже тянулась Таня, ища ответов на волновавшие ее вопросы, чувства.
Словно два мира раскрывались перед Таней — мир медицинских знаний, где все было разложено по полочкам и человек рисовался в виде обнаженной сложной машины с многочисленными колесиками и винтиками, которые следовало изучить, чтобы потом, будучи врачом, — предохранять его от губительного влияния всяких болезней, — в этом мире все было ясно и выверено — от сердечных мышц и мозговых полушарий до тончайших нервных нитей.