Широкое морщинистое лицо санитарки было сердитым, но в глазах ее Алексей уловил добрую сочувственную усмешку.
— Твоя жена — такая худенькая, черненькая, как галчонок? Недавно привезли… Как фамилия? Повремени, сейчас узнаю.
Алексей сел и стал ждать, до боли стиснув пальцы рук. Он злился, и, как всем людям в подобном душевном состоянии, все казалось ему неустроенным.
Алексей ожидал санитарку не менее получаса, и мысли, одна ужаснее другой, одолевали его. Но вот женщина вышла и все так же спокойно сказала:
— Ну вот, с женой твоей все благополучно. Езжай-ка домой, а утром приедешь, и мы поздравим тебя… И нечего торчать тебе тут. Без тебя все сделаем…
Она ушла. Алексей вышел во двор, постоял на ступеньках, но ехать домой не хватило духу. Он вернулся в коридорчик, сел, стиснув руками голову. Ему представились искаженные муками лица женщин, сидевших в приемной, с невиданным еще выражением беспомощности, торопливо оправлявших одежду при его появлении, и снова острая жалость к Кето подкатила к горлу.
«А вдруг она умирает, и я больше не увижу ее? Что за бессмыслица сидеть и ждать смерти?» — шептал какой-то назойливый голос. Алексей вскочил и снова сел.
— Ты все сидишь? — услышал он знакомый голос. Он поднял голову. Санитарка, улыбаясь, сочувственно смотрела на него.
— Ну как? Что? — спросил он.
— Все так же, — ответила санитарка. — Видно, первенького ждешь, так тебе и покоя нету.
Алексей встал и, не промолвив больше ни слова, вышел на улицу.
Дождь перестал, но где-то в канаве все еще ворчала и хлюпала вода. На небе синели глубокие, как полыньи, прогалины, и в них мерцали чистые, побледневшие при свете утренней зари звезды. Гроза удалилась на восток. Лиловые облака залегли над невидимой кромкой земли, похожие на затянутый мглой горный хребет, и только молнии изредка золотили их.
Напоенный влагой воздух стоял над городом, как вода в затихшем озере. Все блестело вокруг при мутном свете зари: мокрая мостовая, словно лакированные листья деревьев, каменная обомшелая стена старинного монастыря, красная черепичная крыша костела.
Алексей подошел к машине, забрызганной глинистой грязью. Шофер Коля, скуластый, синеглазый паренек, свернувшись калачиком, спал в кабине, натянув на голову пиджак.
«Не поехать ли в самом деле домой?» — подумал Алексей, но тут же с возмущением отверг эту мысль, медленно побрел по улице.
Он обошел несколько кварталов, вернулся к воротам монастыря. Становилось все светлее и прохладнее. Ранние пешеходы изумленными взглядами провожали фигуру одинокого человека в облепленных грязью высоких сапогах, в измятом плаще, без фуражки, со спутанными мокрыми волосами и измученным сердитым лицом.